— Юлия… — Намеренно медленно тяну ее имя, смакую само звучание на губах, перекатывая каждый звук на языке, с удовольствием замечая, как у нее в глазах замешательство сменяется возмущением, и темная зелень разбавляется золотыми огоньками. А вот и те самые черти пожаловали. — Сергеевна, я считаю, что если могу сделать так, что мне от этого будет хорошо, то просто делаю это. — Хотя и не всегда.
— Даже если кому-то от этого может быть плохо? — Идеальная темная бровь изгибается.
— А кому-то разве плохо? Мне — замечательно. У Федотова разве что искры из глаз от счастья не сыпятся, потому что с Иркой рядом сидит. Остаетесь вы. Вам не нравится сидеть рядом со мной?
— Я этого не говорила.
— Значит, нравится. — Довольно растягиваю губы, когда замечаю на щеках розовый румянец. Мне так нравится ее дразнить.
— Речь вообще не об этом… Нужно думать не только о своих желаниях, но и о чувствах окружающих. Ты уже не ребенок, который слепо потакает своим капризам…
— Давайте без нравоучений, мне их хватает и дома. — Если бы она только знала, чего мне хочется на самом деле. Если бы я только делал все, как хочу, то она бы сейчас оказалась со мной где-нибудь в очень уединенном месте.
Она делает недовольно-строгое лицо и снова отворачивается, демонстративно глядя в окно. А я в тысячный раз думаю о том, что она прекрасна в любом настроении.
Я злюсь на нее, но еще сильнее мне хочется повернуть к себе эту упрямую голову и поцеловать в непокорные губы. Совсем как тогда, в кабинете. Я до сих пор помню их вкус и мягкость… Мне этого совсем не хватило и хочется еще и еще… Но я только достаю планшет и, одев наушники, смотрю, скачанный черт знает когда, фильм «Карты, деньги, два ствола». И вот, когда Эдди продул подчистую общие деньги, моего плеча что-то касается. Повернув голову, вижу, что Юлия Сергеевна сладко спит, чуть приоткрыв рот. Во сне она такая милая и так забавно сопит, словно маленький ежик. Я убираю планшет и осторожно, чтобы не разбудить, укладываю ее голову удобнее. С наслаждением вдыхаю запах ее волос. А еще они очень мягкие и щекочут нос и губы, и совсем не обжигают.
В этот самый момент я до неприличия счастлив, как не был еще ни разу до этого за все свои "почти восемнадцать".
POV Юля
Я отворачиваюсь и долго-долго смотрю в окно на плотный ковер из тумана и облаков, скрывающий яркое солнце. Гордеев меня раздражает тем, что не могу достойно ему ответить, что он загоняет меня в тупик своими словами и смелым взглядом. Мне хочется сказать ему много чего, но потом вспоминаю, что он всего лишь подросток, мальчишка, а я взрослая, умная женщина, и иногда промолчать — лучший ответ, а не ввязываться в спор не значит его проиграть.
Мысли вяло и как-то совсем нестройно теснятся в голове, пока совсем не исчезают. Я и сама не понимаю, как уснула. А проснулась на твердом плече, сгорая от неловкости и стыда. Щеки снова опаляет жаром (уже в который раз! И все рядом с ним) под довольным взглядом голубых глаз.
— Прости, Максим, кажется, я уснула. У тебя, наверное, плечо болит?
— Можете спать, сколько хотите — мне для вас ничего не жалко. Даже приятно. — И снова смотрит так, что дышать трудно. Или это просто дух перехватило из-за посадки? Да, скорее всего именно из-за снижения — перепады давления и все такое.
В Москве холодно и неуютно, зябко и серо. Короткого пути до терминала от самолета хватает, чтобы замерзнуть. Сонные ребята нестройной шумной толпой идут за мной в зал ожидания — скоротать время в тепле до следующей посадки.
И снова перелет.
Город встречает нас, ожидаемо, проливным дождем и тяжелым мрачным небом. Редкие прохожие кутаются в шарфы, пытаясь удержать зонты под шквальным ветром. Веет грустью, тоской даже… Но Питер прекрасен при любой погоде. И не смотря на дождь и ветер, город завораживает. Он как будто сошел со страниц сказок, а сквозь потоки воды на окнах автобуса и вовсе выглядит призрачно-таинственным, где каждый дом, двор, улица пропитаны особой атмосферой вечности. Я же помню его с той единственной короткой встречи светлым, залитым смехом. Гуляя по зацелованным солнцем тротуарам и вдыхая свежий чуть влажный воздух, я мечтала остаться тут навечно.
Гостиница, обед, заселение.
Уставшие, выдержавшие два перелета и пересадку, валящиеся с ног, дети с радостью бросились в свои номера. Мой чемодан оттягивает руку, и я оставляю его на пороге номера — потом разберу. Там же остаются плащ, сумочка и туфли, а ноги с наслаждением зарываются в мягкий ворс ковра. Кровать мягкая и пахнет кондиционером для белья. Ставлю будильник на час раньше ужина и с удовольствием кутаюсь в мягкое одеяло.
Я ужасно устала, хотя и проспала почти весь полет. При воспоминании о пробуждении и невозможно-довольном выражении в голубых глазах, мне хочется накрыть голову подушкой. Почему, ну почему я не могу его воспринимать, как всех остальных своих учеников? Почему именно он выводит меня из себя одним только взглядом?
[1] Имеется в виду метамфетамин (наркотическое вещество кристаллической формы) из популярного американского сериала «Во все тяжкие»
Глава 8
Следующий день начался с экскурсии по городу. Погода радовала мелкой моросью и слабым ветром, а не проливным дождем, но все равно хотелось в тепло. Я смотрела на своих учеников, энергично шагающих за симпатичной девушкой гидом Дарьей, и удивлялась тому, с какой внимательностью они слушают ее рассказ. Даже Смирнов — известный разгильдяй, и тот ловил каждое слово, задавал вопросы. Вообще 11 «б» на удивление вел себя послушно. Только Гордеев шел поодаль от остальных, засунув руки в карманы, с таким скучающим видом, что я не удержала свой язык за зубами.
— Максим, тебе разве совсем не интересно?
— Нет. — Он повернулся ко мне и небрежно повел плечами. — Я про Питер побольше нее знаю. — Указал кивком головы в сторону гида.
— Был тут?
— Жил.
Он сказал это таким тоном, что сразу стало ясно о тщетности дальнейших расспросов — слишком личное и все еще болит. Несколько минут мы шли молча: я позади всех, он — между классом и мной.
— Отец военный. — Продолжил. — Мы тут жили пять лет, пока мама н-не… отца не перевели на север, а через полгода сразу на юг.
— Скучаешь по городу? — Не стала лезть в слишком личное.
— Странный вопрос. — Он посмотрел на меня, словно я глупость сказала.
— Почему?
— Это же Питер.
И снова молчание. Неловкое. Тяжелое. Я против воли задумалась о словах Максима и том, что он может быть не только наглым и чересчур самоуверенным, но и совсем другим. Сейчас он выглядел… ранимым? Хмурое лицо, напряженная линия плеч, угадывающаяся под пальто. Мне вдруг захотелось его как-то приободрить, но что сказать я не знала.
Так и шла молча.
POV Максим
Вернуться в Питер после прошедшего года было странно. В первые секунды даже голова пошла кругом от такого родного запаха улиц и домов. Осенью он пахнет прелой листвой и влажными каменными набережными, покрытыми жухлым мхом, свежим моросящим ветром с Невы, и сладковатым — Музеями, стариной. Южные города пахнут по-другому: прогретым на солнце асфальтом, скошенной травой и солеными брызгами воды.
Если бы не Юлия Сергеевна, я бы уже давно просто сбежал со скучной экскурсии, и оказался бы в родном дворе. Чтобы снова ощутить, пусть и призрачное, присутствие мамы. Это был ЕЕ город. Здесь она родилась, росла, училась, влюбилась в студента военного института, увезшего ее сначала за Урал, потом на Дальний Восток, а потом снова вернул в родной город. Здесь она и погибла под колесами автомобиля. Так глупо… Хотя смерть, наверное, редко бывает глупой, и часто забирает лучших слишком рано. Мне до сих пор больно об этом думать, вспоминать. Это как застарелая рана — ноет всегда где-то под ребрами, просто иногда не так сильно болит и беспокоит.