Он сжал ладонь в кулак, гася горящий на ней огонь. Снова стало достаточно темно, чтобы я смогла залезть себе под юбку и отцепить чулки от пояса. Стянула, нерешительно скомкала их в руках. Шелтер заметил это, отобрал пропитавшийся кровью комок и одним быстрым движением спалил дотла.
А потом взял меня на руки. Я вновь задохнулась, но на этот раз от изумления, растерялась, не зная, как реагировать. Генерал Варнайского Магистрата по прозвищу «Кровавый» подхватил меня как пушинку, но пушинку отчего-то ценную, потому что в его руках оказалось удобно и тепло. От мужчины, хладнокровно застрелившего собственного солдата, я ожидала чего-то более брутального. Даже если он решил, что идти я не могу или буду идти слишком медленно. Я поняла бы, если бы он перекинул меня через плечо, головой вниз. Или схватил за волосы и потащил волоком по земле.
Но Шелтер взял меня на руки как принцессу из детской сказки. От незнакомых ощущений - а на руках меня последний раз носила мама, но в таком глубоком детстве, что теперь уже было и не вспомнить - сердце вновь забилось быстрее. Не так, как от бега по лесу или страха. Меня прижало к горячему телу, и только сейчас я поняла, насколько замерзла. Захотелось вдруг прильнуть к нему теснее, чтобы согреться, положить голову на плечо, блаженно задремать, вдыхая яркий аромат крепкого, необычного табака, который исходил от мундира.
Но я, конечно, лишь нерешительно замерла, прижимая ладони к груди и задерживая дыхание, глядя на его лицо, оказавшееся вдруг так близко, сквозь ночную полутьму. Точнее, глядя на ту половину, что была видна. Впрочем, вторая, как я подозревала, была похожа на такую же непроницаемую маску. На лице Шелтера не отражалось никаких эмоций. Он просто шел, глядя перед собой, ступал легко и уверенно, словно мой вес для него ничего не значил, а глаза прекрасно видели в темноте, безошибочно определяя направление к лагерю. Может быть, генерала вела земля, как привела она его ко мне?
Лишь один раз Шелтер оступился и покачнулся, а я от неожиданности вцепилась в его шею, но как только он выровнялся, тут же снова убрала руки. Он никак не прореагировал. А я все смотрела на его профиль, мучительно пытаясь понять, почему генерал несет меня так осторожно, что я даже не чувствую боли в сбитых в кровь ногах.
- То, что говорят о вас... - вдруг произнесла я, испугав саму себя.
- М?
- Это ведь не совсем правда? - закончила, ненавидя себя за нотки надежды в тоне.
Какое мне дело? Уже понятно, что не отпустит. И будь он даже лучшим из людей, мне от этого какой прок?
- Ты про то, что я злобный ублюдок, безжалостный и беспощадный, словно демон? - спокойно поинтересовался генерал, вдруг поворачиваясь ко мне и пытаясь прожечь взглядом сквозь темноту ночи.
Удивительно, как точно он воспроизвел фразу, брошенную Мораном несколько месяцев назад. Наизусть заучил, что ли?
Я не удержалась: протянула руку и вытащила из его волос веточку, которую приметила раньше, отчего Шелтер вдруг удивленно остановился. Я тут же отдернула руку, снова прижала ее к груди и уронила тихое:
- Да.
Генерал помолчал пару секунд, отвернулся и пошел дальше, лаконично процедив:
- Людям видней.
- Вы так считаете? - не поверила я.
Губы Шелтера скривились в ухмылке. Я могла бы назвать ее горькой, если бы не злой блеск его глаз. Впрочем, возможно, темнота играла со мной шутки, или я выдавала собственные фантазии за действительность. Но в итоге ухмылка показалась мне скорее едкой, ядовитой.
- Мой отец не был женат на моей матери, так что как минимум в одном люди правы: я действительно ублюдок.
- Бастард, - зачем-то поправила я.
- А есть разница? - удивился генерал.
- Это у простых людей рождаются ублюдки, - пояснила я, смутившись. - А вы явно из... благородных, так у нас это называлось. У благородных людей рождаются бастарды. Мать бастарда по учению Тмара презираема в любом случае, но если отец признает ребенка, то в глазах общества он становится очищен от греха своего незаконного рождения.
Сама не знаю, зачем я решила посвятить Шелтера в такие тонкости законов и традиций Оринграда. Он только снова усмехнулся, но на этот раз я не заметила в изгибе тонких губ презрения. Просто мои слова его развеселили.
- Где-то здесь наверняка должна быть логика, но как я давно заметил, там, где религия сталкивается с интересами правящего класса, логике не остается места. Только вот как меня ни назови, суть от этого не меняется. Для своего отца я побочный сын.
- Поэтому вы не в магистерской ложе?
- Не совсем.
- Отец вас не признал, но поддерживает?