Нанайцы придвинулись ближе. Неожиданно в образовавшийся круг вышел шаман Пору. Матвей Алексеевич уже знал его. Как-то на берегу Иннокентий указал на одноглазого старика и сказал почтительно: «Пору — шаман». Привыкший, чтобы его слушали, Пору негромко, но внушительно заговорил:
— Зачем русский тащит Бомбо? Он наш человек.
— Я хочу положить его в больницу, — стараясь быть спокойным, пояснил Матвей Алексеевич. — Там будем лечить Бомбо и всех, кто болен тифом.
— И ни один из этих людей тогда не умрет? — единственный глаз шамана был насмешлив.
Хитрая бестия этот шаман! Что сказать ему? Лгать нельзя.
— Будем хорошо лечить. Но кто очень слаб, у кого болезнь запущена, может и умереть...
— Вот видишь! А ты хочешь собрать людей в один дом, так я тебя понял, лоча? — подхватил Пору. — Но каждый, даже маленький ребенок, знает: когда много людей болеют сразу, они должны держаться подальше друг от друга. Каждый знает...
— Все знают! — поддержал шамана хор голосов.
Древний опыт подсказывал людям тайги, как уберечься от заразы. А тут заявился бородач в белом халате и хочет поступить противно их понятиям и здравому смыслу.
На какое-то мгновение Матвей Алексеевич растерялся. Как им объяснить, что они ошибаются, как убедить?
Выручил Иннокентий. Он встал рядом с фельдшером и заговорил несколько приподнято:
— Родичи! Когда я был проводником у партизан, то видел больницу. Вместе собрано много людей. И сам немножко лежал на чистой, как снег, кровати, когда меня ранили. — Старик засучил рукав засаленной кожаной куртки и показал голубоватый шрам на бронзовой коже. — Вот сюда пуля попала. Быстро лечили, однако. Русский доктор лечил, хорошо лечил. Матвей хороший человек, он лечить приехал, а вы мешаете ему.
Против ожидания сбивчивая речь Иннокентия возымела действие. На лицах появились улыбки, нанайцы глядели теперь на Матвея Алексеевича не с такой отчужденностью. Послышались голоса:
— В Сретенском тоже есть больница.
— Там русских лечат!
— А что, нанай не такой человек?
— В Хабаровске был, в больницу ходил к родичу неожиданно заговорил Апа. — Там нанай лечат, и орочей, и ульчей. Всех лечат!
Шаман злобным взглядом окинул собравшихся и пал выбираться из толпы; прежде чем удалиться, он по-волчьи обернулся и бросил зловеще:
— Я сказал!
Матвей Алексеевич заметил, как тень испуга мелькнула на лицах умолкших людей. Он понимал: сильна власть этого мрачного одноглазого старика над жителями стойбища. Но рассказ Иннокентия и замечание Апы сделали свое дело. Люди расходились по домам в задумчивости. И жена Бомбо присмирела. Она молча поправила на больном меховое одеяло, подложила под голову куртку и проводила носильщиков до берега. Иннокентий и Качатка осторожно несли ее мужа, стараясь ступать в ногу.
Испытания
Перевозка больных через протоку заняла три дня. Матвей Алексеевич и Груша сами мыли больных в бане. Никто из нанайцев не решался помогать им. Одни смеялись над чудаками лоча, другие сердито плевались, предупреждая сородичей, что черт мытого человека скорее одолеет.
Ночь. Больные стонут в бреду, пытаются куда-то бежать. Один просит воды, другой жалуется, что ему холодно. Матвей Алексеевич по ночам дежурит сам. Он терпеливо меняет компрессы, поит больных водой.
Как-то незаметно Иннокентий стал добровольным помощником фельдшера. Мартыненко пытался отсылать старика, особенно в ночное время, но Иннокентий говорил: «Дома что делай? У Иннокентия нет никого. С тобой, однако, посижу». — «Но ведь спать надо, Иннокентий», — убеждал его Матвей Алексеевич. «Старый человек мало спит», — посмеивался неутомимый Иннокентий. Рано утром он уходил и вскоре возвращался с корзиной рыбы, приносил черемшу.
Тускло горят керосиновые лампы, освещая ряды самодельных коек, застланных серыми одеялами. Иннокентий сидит на порожке, покуривая трубку. Напротив на чурбаке устраивается Матвей Алексеевич. За дверью густо дымит дымарь, отгоняя назойливых комаров. Иннокентий печален и угрюм. Умер от тифа его родич, двоюродный брат.