— Ваньку надо взять. Судить его надо, мерзавца, — колебался Матвей Алексеевич.
— Не надо Ваньку. Сейчас сюда его товарищи приходи, нас стреляй. Бежать надо, плыть, — возбужденно доказывал Иннокентий.
Они побросали в лодку свои вещички, прыгнули сами, и лодка вырвалась на стремнину таежной реки.
На противоположном берегу Матвей Алексеевич увидел несколько человек. Они суетливо спускали на воду плоскодонку. Да, еще немного помедлил бы Иннокентии, и несдобровать им, пристрелили бы их бандиты обоих и бросили в Днюй. Только сейчас Матвей Алексеевич почувствовал опасность, которой они подвергались. Запоздало заныло сердце, и холодок пробежал по спине.
Иннокентий пытался раскурить трубку, но руки его мелко дрожали.
— Сильно напугался, Иннокентий? — спросил старика Матвей, когда тот, наконец, справился со своей трубкой и задымил.
— Чего не испугался, здорово, однако, испугался, — чистосердечно признался он, нервно смеясь.— Думал, сейчас к духам уйдем оба. Зверя так не пугался, как Ваньку-калмыка. На медведя ходил — не пугался, амбу-тигра встречал за Сихотэ-Алинем — на землю ложился, прошел амба мимо, не тронул. Калмык хуже амбы. А ты испугался?
— Да чего скрывать: струхнул я тоже, Иннокентий. Зверь действительно опасный. Да вот упустили мы его.
Матвей Алексеевич с братской любовью смотрел на Иннокентия. Калмыковец мог прирезать старика ножом, мог пристрелить или задушить. И в то же время Иннокентий знал, что бандит отпустил бы его в стойбище невредимым. Бандиты не могли ссориться с нанайцами. Тайга — дом нанайца, у него калмыковцы берут пищу и одежду. Но старый охотник почувствовал, какая беда грозит его другу, русскому лекарю, и бросился на защиту, пренебрегая смертью.
— Славный ты человек, Иннокентий, — в порыве благодарности сказал Матвей Алексеевич.
Старик взглянул на него и недовольно хмыкнул.
— Умирать кому хочется? А на любого зверя надо первому бросаться, — назидательно пояснил Иннокентий.
Не любит старик нанаец похвал, всегда смущается и сердится. «Я девка, что ли есть, хвалить меня?»
На что надеются бандиты? Неужели еще верят, что Советская власть непрочна, что старые порядки в Приамурье восстановятся?
Занятый тревожными размышлениями, Матвей Алексеевич и не заметил, как их лодка вырвалась из Анюя и заколыхалась на спокойной волне Амура. Матвей взялся за весла, и они понеслись к обрывистому берегу тайхинской протоки. От фанз бежали люди, впереди ребятишки.
— Сохатый, сохатый! — радостно кричали они. Но взрослые были необычно молчаливы и серьезны. Первым к лодке подошел Сергей Киле и стал помогать вытаскивать лодку на берег. Лицо его было бледное и растерянное.
— Что случилось? — подозревая недоброе, с беспокойством спросил Матвей Алексеевич. Может, в стойбище уже прознали про их встречу с Ванькой-калмыковцем? В тайге новости распространяются с непостижимой быстротой.
— Сайла китайца Ли убила... Из ружья... Вот здесь, на берегу, — Сергей указал на опрокинутую лодку. — Груша Сайлу увела к себе. Ты, Матвей, иди скорее. Шибко шумят у твоего дома. Ван и дружки его. Грозятся...
Матвей Алексеевич, не дослушав Сергея, бросился к дому. Выбежав на косогор, он увидел около своей фанзы толпу людей. Они размахивали руками и кричали. При появлении Мартыненко люди умолкли, расступились, пропуская его к закрытой двери.
— Почему такие крики у моего дома? Что случилось? — сдерживая волнение, спросил Матвей Алексеевич.
Заговорили все разом:
— Человека убили... Китайца Ли!
— Сайла убила!..
— Закон тайги нарушила, отвечать должна...
— Его тоже умирай!.. — вопил Ван, потрясая двуствольным ружьем. — Зачем твоя жена Сайлу прятала!
— Прошу всех уйти от моего дома, — холодно произнес Матвей Алексеевич. — Я не допущу самосуда над женщиной. Если она виновна, то будет отвечать перед советскими законами, а не перед законами тайги. Понятно? Сайлу я в обиду не дам.
Слова Матвея Алексеевича отрезвили толпу нанайцев. Люди поняли, что он будет защищать Сайлу, и ссориться с русским лекарем не хотели.
Только Ван продолжал шуметь и выкрикивать угрозы. Он наступал на Матвея Алексеевича, пытаясь оттереть его от двери, и даже осмелился направить на него свое ружье.
— Пу-пу, стреляй твой буду! — грозил Ван, взвизгивая.
Выведенный из терпения Мартыненко вырвал ружье из рук китайца и ударом об угол фанзы вдребезги разбил его.
Ван оторопел и пустился наутек. И, только отбежав на почтительное расстояние, прокричал что-то угрожающее.
Дверь перед Матвеем раскрылась, и он вошел в фанзу. В углу сидели, обнявшись, Сайла и молодая учительница. Нанайка плакала безутешно, а учительница уговаривала ее, как ребенка. «Ну, сегодня мне везет, второй раз под дулом ружья оказался»,— подумал Матвей Алексеевич, решив умолчать о стычке с бандитом.