Во время перерыва супруги Мартыненко ушли домой. Ушел и Пору. Перед уходом он с иронией спросил старого Иннокентия:
— Крючками на бумаге будешь ловить рыбу?
— Эти крючки помогают ловить хорошие мысли, — нашелся Иннокентий. Посоветовал с безобидной улыбкой: — А почему бы и тебе не поучиться, шаман?
Сверкнув черным глазом, шаман шагнул за порог, не затворив за собой дверь.
Вышло так, что после занятий в классе остались Аня и Кирилка. Аня просматривала тетради, а Кирилка топтался у дверей, ожидая учительницу.
— Кирилл, можешь идти, я еще посижу немного, мне нужно к завтрашнему дню подготовиться, — сказала девушка.
— Я подожду, я мешать не буду, — смутился Кирилка. — Я тебя провожать стану. Темно, однако, заблудишься... Не смейся, тайга рядом. А я ночью как все равно днем вижу.
Увидев на лице девушки улыбку, Кирилка осмелел, подошел к столу и присел рядом. Парень он симпатичный: черноволос, горячие черные глаза смотрят на людей доброжелательно и открыто, коренаст, чувствуется сила в крепких руках. Восприимчивый, сообразительный, он, несомненно, станет первым учеником.
— Тебе на медведя приходилось охотиться? — спросила Аня, продолжая перелистывать тетради.
— Нет, на медведя не ходил, — с сожалением вздохнул парень.
Ане понравилась правдивость Кирилки. Другой бы мог солгать, лишь бы порисоваться.
— На лося приходилось, — заметил Кирилка. И стал рассказывать, как однажды зимой гнал по тайге сохатого. Рассказывал так образно, мешая русские слова с нанайскими и тут же переводя их, что девушка ясно представляла себе тайгу, запорошенную сухим колючим снегом, черные стволы деревьев, гривастую сопку и на вершине, на фоне багрового вечернего неба, силуэт сохатого с ветвистыми рогами. Гулкий выстрел. Сохатый медленно валится на снег, подгибая колени. Вот он ткнулся бородатой мордой в землю и замер...
— Как будет по-нанайски «лось»? — находясь еще под впечатлением рассказа, спросила Аня.
— То.
— Так коротко? То, — повторила Аня. — А «медведь»?
— Пурен мапапи.
— О-о! Медведь даже двумя словами называется.
— Потому хозяин тайги — медведь, — пояснил парень. — Вроде старшинки.
— Кирилл, ты меня учи по-нанайски говорить,— попросила девушка. — Я тебя по-русски, ты меня по-нанайски.
— Буду учить, — с готовностью согласился Кирилка. — И ты меня всему скорее учи. Вот что здесь в книгах написано, — указал на стопку книг Кирилка. — Я хочу лекарем стать, людей лечить, вроде Матвея Алексеевича. Могу я стать лекарем?
— Можешь, Кирилка, можешь. Но только много надо учиться, трудно будет.
— Я не боюсь, — обрадовался Кирилка. — Я сильный. Я стану читать, читать много. Ночью буду читать...
Возвращались домой по берегу протоки. Неподалеку шумел говорливый Анюй. Кирилка шел совсем близко от Ани, готовый прийти ей на помощь.
Недалеко от фанзы Мартыненко с ярко освещенным окном (Аню ждали к ужину) молодые люди постояли молча. В небе бледно сияли осенние звезды.
— Хорошо как! — глубоко вздохнула Аня.
— Да, — согласился Кирилка, сердясь на себя, что ничего не может сказать учительнице.
— Ну, я пойду домой, до свидания, доктор, — шутливо сказала Аня, поймав в темноте руку Кирилки. Пожатие ее руки было не покровительственное, а дружеское.
Это почувствовал Кирилка и долго не решался покинуть место, где только что стояла необыкновенная девушка.
Холоднее становились утренники. Ребятишки с визгом катались по зеркальному льду луж. На реке появились забереги. Потускнела тайга, оголилась. Только темно-зеленые ели пятнали тайгу, приготовившуюся к долгому зимнему сну. Серо-свинцовым стал могучий Мангму-Амур, и шум его волн по ночам был похож на вздохи большого сердитого животного.
А однажды утром, выйдя из дому, Матвей Алексеевич зажмурился от нестерпимого света: выпал первый снег, нежный и пушистый. Фельдшер пробил топором лед в бочке с водой и начал умываться.
— Сайлу привезли! — крикнул подбежавший парнишка и весело сверкнул черными глазами. — Сегодня суд! — добавил он и, сорвавшись с места, кинулся к следующей фанзе. За ним вслед бежала стайка ребят.
В стойбище с нетерпением ждали суда. Предсказывали самые необычные приговоры. Кто полагал, что Сайлу обязательно посадят в тюрьму, а кто шел и дальше — расстреляют.
Шаман Пору советовал поступить по старым законам тайги: отдать Сайлу брату убитого. «Так всегда поступали наши предки», — важно пояснял Пору. И это решение нанайцы считали самым гуманным.