Пока Матвей Алексеевич объяснял цель своего прихода, на пергаментном лице Вана проступили темные пятна, кожа на скулах натянулась, глаза гневно сузились. А Чжан оставался невозмутимым. Он подлил в чашку Матвея Алексеевича чаю, пододвинул поближе.
Ван вскочил, словно ужаленный.
— Кто говори? Его шибко плохие люди есть. Никто не обсчитал. Разве можно? Советская лавка есть, кооператив!
— Разве можно допустить подобное? — делая изумленное лицо, подтвердил Чжан.
— Вы не волнуйтесь, давайте говорить спокойнее, — сказал Матвей Алексеевич, хотя у самого руки дрожали. — Я прошу у вас документы. Если вы не виновны, то и разговор будет закончен. Но прежде надо убедиться.
— Нет документы, — холодно ответил Ван. Хотя он только что униженно вел себя, чувствовалась в сухоньком его теле хватка хитрого хищника. С таким нелегко бороться, но Матвей Алексеевич не собирался уступать.
— Я не уйду, пока не просмотрю документы, —« решительно заявил он, кладя руки на стол. — Поймите, что я лицо официальное.
Ван вопросительно взглянул на дядю, что-то про читал в его глазах, улыбнулся, прижал руки к груди
— Зачем сердиться? Можно все хорошо делать, а? — И скрылся за дверью. Через минуту вернулся, положил перед Мартыненко пачку помятых бумаг, какие-то ведомости. Матвей Алексеевич стал внимательно просматривать их. С подобной документацией ему приходилось иметь дело еще в Полетном. Сравнение цен в накладных, и тех, которые называли нанайцы, подтверждало жульничество Вана. Продавец самым бессовестным образом завышал стоимость товаров на десять, двадцать и даже на пятьдесят процентов. Об этом Матвей Алексеевич прямо заявил Вану.
— Все врут, плохие люди! — заорал Ван. — Вот цена, вот цена, — повторял он исступленно, потрясая пачкой накладных. — Врут! Я их жалел, шибко жалел всех, а они врут!
Пока Ван бесновался, Чжан улыбался, как бы прося у гостя снисхождения к слабости племянника. Потом на одно мгновение он сдвинул тонкие брови, бросив быстрый, как молния, взгляд на Вана. Ван внезапно умолк, словно ему закрыли рот ладонью, сгорбился, вышел из комнаты. «Ого! Дядя-то, оказывается, не последний человек в этом доме», — отметил Матвей Алексеевич.
— Нервы, — снисходительно проговорил Чжан, указывая на закрывшуюся за Ваном дверь. — Трудно работать с нанайцами. Невежественный народ. И вам тоже трудно, я знаю...
— Ваш племянник обсчитывает жителей. И я это докажу, — пообещал Матвей Алексеевич.
— Я не считаю, что Ван совсем невиновен, — хладнокровно начал Чжан с. вежливой улыбкой. Фельдшер насторожился. — Вы не найдете такого торговца, который бы немножко не мошенничал. А потери при перевозке, а мыши, а другие непредусмотренные потери? Ведь это торговля, дорогой мой доктор. Отсюда и мошенничества происходят.
— Потери учитываются официально. Есть нормы, — возразил Матвей Алексеевич.
— А вы поторгуйте! Нет, верно, попробуйте поработать хотя бы день и тогда убедитесь, что нормы эти незначительны, да!
— Если уж я пришел говорить вам неприятные вещи, — пропуская мимо ушей слова Чжана, продолжал Мартыненко, — то позвольте вас спросить, уважаемый, какое вы имеете право собирать долги для китайского купца, долги многолетней давности, сомнительные притом долги? Для вас что, советские законы не писаны? Может, тоже будете отрицать?
— Зачем отрицать, когда надо еще доказать, — не смущаясь, отозвался Чжан, поглаживая тонкой, женственной рукой длинные усы. — Я хочу только напомнить вам, дорогой доктор, что мы с вами живем в тайге... — В голосе его зазвучала металлическая нотка.
— Это что, угроза?
— Нет, зачем же? Просто дружеское предупреждение. Еще чаю? — нагловато щурясь, спросил Чжан.
— Благодарствую! — сердито отозвался Матвей Алексеевич. Он подал Чжану пачку накладных и вышел из лавки.
— Приходите в гости, будем всегда рады, — донеслось вслед.
— Приду еще, будете ли рады... — пробормотал Матвей Алексеевич, озабоченный предстоящей нелегкой борьбой.
Друзья и враги
Аня с нетерпением ждала писем от родителей из Владивостока, но уже не скучала, как в первые дни пребывания в стойбище. У нее появились друзья, масса всяких дел нахлынула на нее — скучать некогда. Днем занятия с ребятишками, вечером ликбез. А тут еще по совету Матвея Алексеевича она стала готовить к Новому году небольшую инсценировку.
Некогда скучать... Разве только вечером, оставаясь наедине с тетрадями, почувствует Аня беспричинную печаль и станет жаль себя. Кажется, одна во всем мире. Уныло шумит ветер за стеной, бросая пригоршни сухого снега в промерзшее, искристое окно. В такие вечера вспоминает Аня Кирилку: где-то он сейчас? Очень хочется девушке, чтобы пришел он в школу, сел, как всегда, у жарко пылающей печки и рассказал какую-нибудь удивительную таежную историю.