Беседа с Иваном Бельды закончилась тем, что он согласился отпустить жену на праздник, велел ей взять лучшие вышивки и даже вызвался сопровождать учительницу в ее обходе стойбища.
Согласие Ивана Бельды оказало воздействие и на других. Его пример рассеял все опасения, а над Чжаном уже посмеивались.
Никогда не видели в стойбище такого огромного сборища женщин. В школу пришли старые и молодые женщины, девушки, и, конечно, вместе с матерями увязались ребятишки. Сияющие Аня и Сайла встречали гостей, распоряжались, куда разложить принесенные мастерицами вышивки, халаты, торбаса, рукавицы, кокетливые женские туфельки и сапожки-улы.
Матвей Алексеевич, одетый в черную суконную пару, в рубашку с вышивкой по вороту, вместе с женой рассматривал необычную выставку. В шелковых узорах можно угадать поэтические образы птиц, животных, рыб. А вот эти драконы? Не принесены ли они в культуру нанайцев из Китая? А может, это свое, самобытное?
Женщины против обыкновения обсуждали работы товарок горячо, шумно, держали себя непринужденно. Только по привычке умолкали, когда к ним близко подходил Матвей Алексеевич. Мужчина! Черные глаза их светились счастьем, настороженные лица расцветали в улыбках. Может быть, впервые отрешились они от забот о том, чем накормить детей, во что их одеть, как сохранить тепло в ветхих фанзах.
Собрание открыла Мария. Откинув назад движением головы коротко остриженные волосы, она громко назвала имена кандидатов в президиум. Избрали в президиум и Сайлу.
Смущаясь и посмеиваясь, женщины заняли места за столом, покрытым кумачом.
Мартыненко был не единственным мужчиной в зале. На последних скамьях чинно сидели Иннокентий — разве пропустишь такое собрание! — Иван Бельды, Сергей Киле, несколько молодых парней.
Мария рассказала о том, как возросла роль женщины в новом советском обществе. И для дочерей нанайского народа пришла новая пора жизни.
Не все женщины понимали Марию. Ей приходилось прерывать речь, чтобы Сайла перевела ее слова.
Сайла сначала волновалась, сбивалась, да и трудно подобрать нужное слово по-нанайски, но постепенно освоилась.
Сайле дружно помогали из зала. Даже Иннокентий принял участие в переводе. Это был необыкновенный доклад, сделанный, по существу, всем собранием.
После доклада стали вручать премии лучшим мастерицам. К немалому изумлению, тихая и пугливая Ненге услышала свое имя. Подруги подталкивали локтями: «Выходи». Ненге не решалась тронуться с места. Опустив голову, она словно оглохла. Пришлось Ане подойти к Ненге и вывести ее, задыхающуюся от смущения, к сцене. Ненге протянули кусок ситца с яркими красными зубчатыми колесами по бледно-голубому полю и книгу в мягкой обложке.
— Бери, твоя премия. За лучшую вышивку. Ты хорошая мастерица, — ласково обняла Ненге за плечи Лия.
В растерянности смотрела Ненге на Марию, с улыбкой подавшую ей подарок. Потом нерешительно вернула ей сверток.
— Платить нечем... Столько соболь нет... — прошептала Ненге.
— Не надо платить. Премия это. Подарок, понимаешь? — объяснила Мария.
Прижимая сверток к груди, Ненге возвратилась на место, так и не поняв, за что такой богатый подарок. В сердце тревога: а вдруг платить? Когда-то купец давал подарки отцу и ее мужу, и как плохо все получалось. За подарки купец отобрал лучшие шкурки, добытые тяжким трудом. Может, и на этот раз так же будет? Нет, Матвей, русский лекарь, сидит рядом, приветливо смотрит на нее. Мария, очень хорошая русская женщина. Учительница Аня... Нет, здесь совсем другое: подарок купца жжет руки и сердце, этот же радует сердце.
Подходят другие женщины. Им тоже вручают премии.
Когда объявили перерыв, Ненге подошла к учительнице и, подавая ей книгу, спросила:
— Эге, зачем мне эта доска?
— Ненге, дорогая, это не доска, а книга, — разъяснила Аня, растроганная тем, что Ненге назвала ее по-нанайски «эге» — старшей сестрой. — В книге написано о жизни. Книга называется «Освобожденный труд» Ты будешь читать ее, твои дети будут читать.
— Не могу читать, — неуверенно выговаривая незнакомое слово, печально сказала Ненге. — Возьми.
— Нет, книга подарена тебе. А читать я тебя на учу, Ненге. Приходи в школу. Придешь? Я упрошу Ивана отпустить тебя.
Ничего не ответила Ненге. Молча завернула книгу в ситец, села на свое место.
Так и не поняла Аня, что у нее на душе. Слишком бесстрастно было в эту минуту молодое утомленное лицо Ненге. Слишком мало оживилось оно, когда Кирилка открыл ситцевый занавес.
— Начинается концерт! — звонким голосом объявила Аня. — Сейчас я прочту стихи о Ленине.