— Ленин... Ленин... — зашептали в зале.
Внимательно слушали женщины стихи о партийном билете, о билете Ленина. Не так умом, как сердцем они поняли, приняли тревожный пафос стихотворных строк.
Потом выступали ученицы ликбеза. Они исполнили танец рыбачек.
А когда на сцену выкатились из-за кулис два парня, в зале возник непринужденный смех. Да и нельзя было не смеяться, глядя на уморительные прыжки борцов, тщетно пытавшихся осилить друг друга.
— Это наша нанайская борьба, — шепотом сообщил Матвею Алексеевичу подсевший к нему во время перерыва Иннокентий.
— Ну и кто из них победит?
— Посмотрим, — загадочно ответил Иннокентий, щуря в усмешке глаза.
К удивлению Матвея Алексеевича, борцов было не двое. Перебросив через себя «соперника», парень показал лицо. Это был Кирилка. Он боролся с искусно сделанным чучелом. Кирилка раскланялся, принимая заслуженные аплодисменты.
На край сцены вышли Аня и Сайла. Они посмотрели с улыбкой друг на друга. Аня что-то шепнула подруге, та согласно кивнула головой, поправила складки нового платья, сшитого накануне Грушей. Зал замер в ожидании. Подруги проникновенно и задушевно запели чистыми голосами песню о ямщике, замерзающем в степи. Матвей Алексеевич, сам любивший петь и понимающий толк в хорошей песне, с волнением слушал необыкновенный дуэт. Мешал ему только приглушенный говор двух старух, сидевших позади. В голосе старых женщин слышались тревога и озлобление.
— О чем это они? — тихо спросил фельдшер Иннокентия.
— Ругаются, — сказал Иннокентий.
— Поссорились, что ли?
— Сайлу ругают.
— За что же они ее? Не так поет?
— Нельзя нанайской женщине петь, говорят. У нас не принято петь женщине, много плакать станет. Такой закон. Вот и ругают: закон нарушает.
«Вот оно что! — подумал Матвей Алексеевич. — Значит, не так-то просто было решиться Сайле на это выступление. Она одолела не только смысл незнакомого языка, незнакомой мелодии, но еще раз смело переступила извечные традиции. Сайла, Сайла, милая моя помощница! Ты сама не подозреваешь, какое благородное и мужественное у тебя сердце и как важен пример твоих поступков!»
— А тебе нравится, как поет Сайла?
— Хорошо поет, — одобрил Иннокентий. — Пускай поет, однако.
— А закон?
— Плохой закон — не закон! — решительно подытожил Иннокентий.
Ледоход
Матвей Алексеевич был не в духе. Давно начался прием больных, а Сайлы все нет. Она нужна ему не только как сестра-санитарка, но и как переводчица.
Смущенная, запыхавшаяся вошла Сайла в амбулаторию и сразу кинулась к печурке, подбросила дров, гремя ведрами, ушла за водой. Вернувшись, тихо проговорила:
— Матвей Алексеевич, просить буду...
Он вопросительно посмотрел на Сайлу.
— Что ты хотела?
— Я девочку привела...
— Пусть заходит, раздевается. К чему тут просьба особенная? Твоя Кеку?
— Нет, доктор, чужая девочка. Алтока зовут. Не больная, совсем здоровая. Продают ее.
— Продают? Что за чушь! А ну-ка позови сюда...
Сайла приоткрыла дверь и крикнула что-то по-нанайски.
В приемную вошла девочка лет шести. Она потупила быстрые глазенки и остановилась у двери.
— Подойди поближе, Алтока. Кому тебя продают? — ласково заговорил Матвей Алексеевич. Девочка молча взглянула на Сайлу.
— Не понимает по-русски, — пояснила Сайла. — Сама буду говорить. Отец Алтоки умер, мать одна, бедная, больная. Трое детей у нее. Пришел старый охотник, уговорил мать отдать Алтоку ему в жены. Выкуп дал хороший. Скоро в свой дом возьмет старый охотник маленькую Алтоку. Какая жена Алтока! — с болью крикнула Сайла.
— Вот в чем дело... — Матвей Алексеевич нахмурился. Какое бессердечие: отдать девочку старику. Алтока — невеста...
— Ты в сельсовете была? — спросил он Сайлу.
— Нет.
— Придется сходить самому. — Матвей Алексеевич взял девочку за руку. — Идем, Алтока. Идем со мной, не бойся.
Алтока доверчиво подала ему ручонку, а другой потрогала полу белого халата.
Сергей Киле был в сельсовете. Он обрадовался приходу фельдшера и вышел из-за стола навстречу дорогому гостю.
— Вот невесту привел, — угрюмо сказал Матвей Алексеевич, присаживаясь на табуретку, и подтолкнул оробевшую Алтоку к столу председателя.
Сергей растерянно смотрел на фельдшера.
— Что уставился? — сердито сказал Матвей Алексеевич. — Да, этот ребенок — невеста. Мать Алтоки польстилась на богатый выкуп и продала ее в жены старому человеку. Как же получается, Сергей? Советская власть, куда ты смотришь?