— Каждый гость приносит угощение убитому мапе, — пояснил Иннокентий, все время находившийся рядом с фельдшером. — Эх, шамана нет! Не так праздник пройдет, — сокрушенно вздохнул он.
— Почему же не пригласили? — добродушно осведомился Матвей Алексеевич.
— Тебя пригласили, шамана нельзя...
Мартыненко тронуло такое чистосердечное признание. Значит, велико к нему уважение, если охотники ради него сделали серьезное отступление от издавна установленного ритуала.
Наконец все уселись. Иннокентий по праву хозяина встал и пожелал всем счастья и здоровья. С бутылкой обошел гостей, каждому налил водки. Охотники выпили, стали закусывать кашей, сдобренной медвежьим салом. Догадливый Иннокентий подставил Матвею Алексеевичу отдельную чашку: знал, из общей не станет есть. Не спавшие всю ночь люди быстро захмелели, шумно заговорили о вчерашней охоте. Ни разу никто из охотников не назвал медведя медведем.
— Нельзя называть, — пояснил Иннокентий, — он обидится.
Было так.
Иннокентий с двумя молодыми охотниками шел по тайге. Не на медведя шли — изюбра хотели подстрелить. Вдруг из кустов выбегает матерая медведица.
— Травой накрылась, лежала, нас поджидала,— вмешался в разговор молодой охотник.
— Подожди, Чинчика, — строго оборвал его Иннокентий.
Парень сконфуженно умолк.
— Выскочила и напала на собак, — продолжал Иннокентий. — Ружье у меня в нартах приторочено. Совсем глупый стал, — укорил себя старик. — Кричу: «Чинчика, бери ружье скорее!»
— Я ружье взял... — начал было Чинчика, но прикусил язык, заметив гневный взгляд Иннокентия.
— Чинчика взял ружье и выстрелил. Хорошо стрелял. Сразу попал в сердце.
Все с одобрением посмотрели на молодого охотника. Парень от удовольствия расплылся в широкой улыбке.
— Чинчика хочет к эне подбежать, я запретил. Вдруг притворилась?
Охотники согласно закивали головами. Сколько бывало случаев, когда самоуверенный и неосторожный охотник погибал от коварного зверя, притворившегося мертвым.
— Двух маленьких принесли, пусть растут, — не утерпел сияющий Чинчика.
— Пусть растут, — согласились гости.
— Раз стрелял — и готово! — хвастался Чинчика.
— Молчи, глупая голова, — оборвал его Иннокентий. — Не хвастай. Ты знаешь, что делает с хвастливым охотником мапа? Попадется хвастун ему в тайге — задерет.
Медвежье мясо приготовляют только мужчины.
— Если мапа увидит, что мясо его трогали руки женщины, рассердится, отомстит охотнику. Грех большой допускать к приготовлению медвежатины женщину! — пояснял Иннокентий.
— А откуда он узнает, что мясо его готовила женщина, ведь зверь-то мертвый? — возражал Матвей Алексеевич.
Иннокентий, хитро прищурившись, посмотрел на фельдшера:
— Не веришь? Однако, скажу: душа мапы вернется в тайгу и снова жить будет.
Вот в чем дело! Матвей Алексеевич однажды заметил за стойбищем в тайге аккуратно разложенные на пеньках черепа сохатых, изюбров, медведей. Сергей тогда объяснил ему, что охотники раскладывают черепа зверей, чтобы души их вернулись в тайгу, обрели плоть и снова стали добычей.
Медвежатину ели с берестяных кружочков, мясо брали палочками — тоже обряд! Кости обсасывали и складывали в карманы курток, заворачивая в тряпки.
— А мне куда косточки девать? — с улыбкой спросил Матвей Алексеевич.
— Мне давай, — сказал Иннокентий. — В тайгу пойду, кости на дереве подвешу. Такой закон есть... Не трогай! — крикнул на Чинчику старик, заметив, что парень потянулся к жирнику, чтобы оправить фитиль. — Совсем бурундук есть ты, Чинчика! Мясо ешь и огонь хватаешь! Хочешь, чтобы дух мапы сердился на меня?
Охотники неодобрительно зашумели. Один даже слегка стукнул парня по затылку.
— Медвежий дух никогда нельзя оставлять дома, — пояснил Иннокентий. — Мапа сердиться будет. Котелки потом мой чисто, чашки. Чтоб нигде не был дух мапы, он следит...
— Как он может, Иннокентий, мертвый-то?
— Может. Он стоит сейчас на самой высокой сопке и смотрит, все ли так делает охотник, как говорит закон тайги...
Матвей Алексеевич с интересом слушал старика. Сколько всяких условностей!