— Лоча, — парень смело положил руку на плечо фельдшера. — Иди ко мне домой.
— Что случилось? — с улыбкой спросил Матвей Алексеевич.
— Отец помер, лечить надо, — сказал парень, умоляюще глядя на лекаря. — Идем скорее.
— Когда помер?
— Однако, два дня.
— Нет, дорогой, кто помер, того лечить бесполезно.
— Шаман Пору тоже так сказал, — печально проговорил парень, и глаза его повлажнели. — Хороший охотник был мой отец.
— А тебя как зовут?
— Качатка зовут.
— Так вот, Качатка, ничем не могу помочь. Раньше надо было лечить твоего отца, теперь поздно.
— Поздно, — повторил Качатка, понурил голову и пошел прочь. Длинная коса маятником качалась у него на спине.
Дома Матвея Алексеевича поджидали Сергей Киле и Мария Щука. В углу, сложив ноги калачиком, покуривал старый Иннокентий. Груша угощала гостей чаем.
— С чего начать? — отвечал на вопрос Сергея Матвей Алексеевич. — Нужно учесть всех больных тифом.
— Мы уже примерно учли. Человек тридцать будет, — заметила Мария. — И все в Соргоне, на острове.
— И в Тондоне есть, — вставил Сергей.
— А разве стойбище, где мы находимся, не Соргон? — спросила Груша.
— Соргон и Тондон — старые стойбища. Там в основном и живут нанайцы, — пояснила Мария. — А здесь, на берегу Амура, недавно стали селиться. И назвали стойбище Тайхин.
— Мы скоро всех сюда переселим с островов, — уверенно заметил Сергей. — Острова — нездоровое место для жилья. Так Петр Щука сказал.
— Значит, больных надо перевозить с острова на этот берег, — задумчиво проговорил Матвей Алексеевич.
— А зачем на этот? — спросил Сергей.
— Их надо госпитализировать. Иначе нам не справиться с эпидемией! Тиф — опасная заразная болезнь.
— Что такое гос... пилизировать? — озадаченно спросил Сергей.
— Перевезти людей в больницу...
— А, больница! Знаю, — заулыбался Сергей. — Я в Сретенском в больницу ходил. Пахнет. — Сергей покрутил головой, сморщился, вспомнив запахи лекарств.
— Как выйдем из положения, председатель? Больницы-то у нас нет. — Мартыненко окинул взглядом тесную комнатку: в такой разве откроешь больницу?
Все задумались.
— Китайский амбар, однако, занять надо, предложил Иннокентий. — Большой амбар. И пустой. Купец сбежал, амбар остался. Ничей, однако.
Совет Иннокентия обрадовал всех. Матвей Алексеевич тотчас же осмотрел амбар, рубленный из толстых бревен, и нашел его вполне подходящим. Ио совету Мартыненко Сергей собрал односельчан и принялся ломать перегородки, делать нары.
Матвею Алексеевичу не терпелось поскорее увидеть больных, определить размеры бедствия. Может, им с Грушей и не под силу такая ноша? Просить подмоги? Но когда она подоспеет, а каждый день, каждый час дорог.
Иннокентий перевез Матвея Алексеевича и Грушу через протоку. Им казалось, что они никогда не видели сразу так много людского горя, как в этот день. А ведь Матвей Алексеевич был на германском фронте, воевал в гражданскую. Может быть, это потому, что здесь люди апатично относились к бедствию? Эта безропотность, покорность судьбе пугала и обезоруживала. Почти в каждом доме лежали больные сыпняком.
Стойбище выглядело еще хуже, чем представлял себе Матвей Алексеевич, идя ночью за Иннокентием. Разбросанные в зарослях ивняка и черемухи жалкие фанзы кое-как обмазаны глиной. Окна завешены тряпками или затянуты рыбьими пузырями, а вместо дверей болтается потемневшая от времени шкура. Между домиками — амбары для юколы, поставленные на четырех врытых в землю столбах. И повсюду отбросы и мусор, отслуживший срок домашний скарб. Рои мух возле каждой такой свалки. Грязные полуголые дети копошатся у порогов. Даже появление людей в невиданных белых халатах не вызывает у них любопытства.
У одного дома Груша невольно задержалась. Четверо ребятишек — старшему лет семь, не больше, — сбивали палкой подвешенную связку юколы. Груша подошла и сняла рыбу, твердую как подошва. Ребятишки мигом поделили юколу и принялись жевать. Груша пыталась заговорить с ними, но ребятишки опасливо пятились. Но материнские нотки и речи чужой женщины, ее жесты успокоили ребят. Старший осмелел, подошел ближе.
— Отец и мать дома? — спросила Груша, привлекая к себе парнишку. Тот вывернулся из-под руки и насупился. Он не понял вопроса. Иннокентий повторил по-нанайски. Мальчик ответил.
— Отца злой дух держит, а мать пошла на рыбалку, — перевел Иннокентий и добавил: — Отец их Акунка Бомбо. Болеет, однако, Бомбо. Вчера ходил, сегодня болеет.