Теперь надо действовать решительно. Апа наклонился к шаману и жарко зашептал ему на ухо, словно боясь, что слова его могут услышать русские:
— Надо много шаманить, Пору, чтобы русские ушли из стойбища. Много шаманить, понимаешь?
Пору кивнул головой.
Старики, не принимавшие участия в беседе, дружно поддержали заплетающимися языками:
— Надо шаманить.
— Пусть уходят русские!
— И доктор, и учительница, и другие...
Шаман закурил трубку, услужливо поданную гостями, и задумался. Его не торопили.
— Наступит ночь, Пору будет звать духов, — заискивающе подсказал Апа. Ему не терпелось покончить с переговорами и услышать твердый и ясный ответ шамана.
Долго размышлял шаман, даже закрыл здоровый глаз.
— Ты спишь, великий шаман? — спросил Апа.
— Нет, я не сплю.
— Мы ждем, что скажешь?
— Я скажу... Пору не будет звать духов... — Голос шамана прозвучал бесстрастно и глухо.
Апа подскочил на месте, взмахнув в изумлении руками.
— Пору боится русских? — язвительно хихикнул он, еле сдерживая раздражение.
— Пору не говорил этого, — глаз шамана сердито сверкнул.
Апа невольно поежился, словно его обрызгали холодной росой.
Шаман важно добавил:
— Пору говорил со своими духами, они не хотят ссориться с русскими духами.
О русских духах Пору придумал сейчас. Не знал Апа, что не одну ночь провел шаман в исступленных беседах с духами, пока убедился в их бессилии. Зачем же он будет подвергать риску свой авторитет еще одним неудачным общением с духами? Пору много лет живет на земле и многое знает...
— Я хорошо буду платить!.. Старики, скажите
Пору, что Апа будет хорошо платить, — обратился он за помощью.
— Он хорошо заплатит, — дружно подтвердили старики.
— Я сказал! — резко ответил Пору, поднялся с земли и ушел в фанзу.
Обескураженный неудачей, злой, как хорек, возвращался домой Апа, сожалея в душе, что зря была выпита водка.
Жена, отворившая Апе дверь, отшатнулась в испуге, увидев его рассерженное лицо.
— На рыбалке был? — пролепетала она, отступая.
— На рыбалке, — буркнул Апа, грубо отстранив ее с прохода. — Что стоишь? Чай давай! Ханьшин достань под капами.
— Новости есть, — робко сказала женщина.
— Ну? — покосился Апа.
— Пароход был. Русских много приехало.
— Какие русские? — поперхнулся Апа, багровея от натуги.
— Петр приехал, с ним много людей. Книги привезли для школы. Учить будут по ним, говорят.
— Учить, учить. Дура, что понимаешь! — в бешенстве заорал Апа, бросая в угол шапку. Как рассерженная рысь, метался он по фанзе, вслух проклиная русских с их книжками, лекаря, совсем поглупевшего шамана. А жена не могла понять причины его гнева и жалась в углу, дрожа от страха.
Иннокентий осматривал свой огород. Табак рос быстро, и старик уже срывал иной раз нежные листочки, сушил их на камельке и набивал зеленой трухой трубку. Табак еще сильно отдавал травой, был слабоват, но Иннокентий жмурился от удовольствия, покуривая трубочку.
Сейчас он неторопливо выбирал листья посочнее и обламывал, чтобы насушить и нарезать.
Иннокентий первым в стойбище решил заняться огородом. Он внимательно следил, как лекарь копал грядки, высаживал рассаду, сеял какие-то семена. А когда узнал, что на земле может расти и табак, не утерпел, взялся за лопату, вскопал кусок земли у своей фанзы.
Припоминает старик, как пришел Апа и сказал:
— Зачем землю роешь? Клад хочешь найти?
По ехидному тону Иннокентий догадался: пришел, чтобы посмеяться над ним.
— Табак буду садить, — как можно спокойнее ответил Иннокентий.
— Глупый ты человек, — презрительно заявил Апа. — Всегда глупым был, таким и остался, хотя голова твоя седая. Чжан говорил, что на нашей земле ничего не растет, кроме травы.
— У русских растет, — упрямо сказал Иннокентий, досадуя, что Апа вносит в его душу сомнение. А когда человек сомневается, так и простого чебака из реки не вытащит, а тут огород...
Не поддался Иннокентий лисьим уговорам старшинки и хорошо сделал. Вон какой табак вырос, густой и пышный! А вот капуста пропала почти. Чахлые синие листья и не собираются завиваться. Если по правде, так капуста не растет потому, что Иннокентий совсем не ухаживал за нею. Но это обстоятельство его нимало не беспокоило. Капусту он никогда не ел. Другое дело — табак. Около стены фанзы на припеке буйно росла крапива. Ни поливки, ни прополки не просит. Почему бы не расти так табаку и капусте?
Не боясь обжечь руки, Иннокентий рвет пучки крапивы и складывает их на землю. Пусть подсохнет. Крапива пойдет на изготовление крепких ниток, а нитки рыбаку всегда нужны.