Ожидание неизбежной расплаты за ее вчерашнее поведение не помешало Эмме подумать о том, какой он сильный мужчина и насколько хорошо сложен. Облегающие жокейские брюки подчеркивали мускулатуру его ног. Да, они с Гиерро друг другу под стать.
Привычка разваливаться в кресле у другого мужчины могла бы показаться признаком дурного воспитания. Но у Луиса и это выходило элегантно. Да, в нем много чувственного: длинные, тонкие пальцы, полные, капризные губы… Как она могла думать, что обаяние его заурядно, и как осмелилась брякнуть, что женщины не будут его любить? Даже если бы в нем ничего не было, кроме физической притягательности… Тут она вздрогнула: Луис сардоническим подмигиванием дал ей понять, что заметил, как она уже несколько минут его разглядывает. Она решила переключить внимание на дона Рафаэля, но не могла вполне отдаться стихии разговора со старым доном, зная, что пара насмешливых глаз не перестает за ней наблюдать.
— Надо прогуляться, Аманда! — Луис встал, обнял ее за плечи и повел через лужайку к липовой аллее. Вот оно! Что ж, по крайней мере ее мучениям придет конец и она сейчас узнает, намерен он предъявить репрессалии или нет. — Здесь всегда прохладно.
Эмма по-прежнему была в крайнем напряжении. От дона Рафаэля они давно скрылись — когда же последует объяснение? Наконец он стал действовать, но совсем не так, как она ожидала. Опершись на ствол могучей старой липы, он притянул ее к себе, Эмма споткнулась и оказалась в его объятиях. Мягкими как перо касаниями он сорвал целую серию поцелуев с ее губ.
— Тебе кто-нибудь говорил, как утонченна твоя красота? — Он перебирал пальцами светлые пряди ее волос, поднимал их к свету и отпускал, заставляя нежно падать.
Что еще за новая игра? Поцелуи его становились все страстнее, сладостный ток возбуждал и обессиливал ее тело, но зубы у нее оставались сомкнутыми, а тело жестким и неподатливым.
— Понимаю, ты меня презираешь! — Он выпустил ее из объятий. — Я сейчас от Кармелиты.
Так вот почему он так благодушествовал! Значит, она верно догадалась. Как же он смеет, только выйдя из постели той, навязывать ей свои ласки? Она потерла рукой губы, стараясь изгладить всякий след его прикосновений.
— Ты решил устроить себе еще одну забаву, да? Выходит, мало я тебя остерегалась! Слава Богу, это продлится только неделю! Я бы больше просто не выдержала того, как ты издеваешься… над бедным стариком! — Она вырвалась, но он схватил ее за руку.
— Ты делаешь далеко идущие предположения, chica. Кармелиту я пригласил покататься. А заодно сказал ей, что женюсь на тебе… на Аманде не с тем, чтобы изменять. Словом, я сказал, что у меня отныне одна постель, и попросил ее уехать.
Несколько секунд Эмма молчала, потом спросила:
— И что же ты услышал в ответ?
— Много чего. — Он метнул на Эмму угрюмый взгляд. — Я даже из опасения решил увести тебя подальше от дома.
— Ты это сделал в связи с моими словами?
— Конечно! Зачем бы иначе мне было наживать врага в лице очень хорошей женщины и огорчать Рамона?
— Прости меня, Луис. Я ведь только хотела…
Он показал жестом, что ей не нужно оправдываться.
— Что хотела, то и высказала. Я немного тебя изучил за эти дни. Ты не станешь говорить только для того, чтобы сотрясать воздух или любоваться красотой своего голоса.
— Я далеко зашла. Полезла не в свое дело.
Луис нахмурился.
— Я готов был задушить тебя вчера. Но теперь доволен, что ты высказалась. До сих пор я ни от кого не слышал подобных слов. И под их влиянием у меня возникла мысль пересмотреть всю свою жизнь. Я всю ночь не спал и думал о том, в кого я превратился.
— Прости. Мне было жаль дона Рафаэля, это я и должна была сказать. А все остальное… Считай, что я больше ничего не говорила. Конечно, ты женишься, будешь счастлив и осчастливишь свою избранницу. А я скоро уеду и не смогу соваться в твои дела.
Он порывисто схватил ее руку и потерся о нее щекой.
— Я бы хотел тебе кое в чем признаться, если ты, конечно, не против.
— Лучше не стоит. — Ее чистые синие глаза смотрели с грустью.
— Это необходимо. — Он подтолкнул ее к каменной скамье. — Я потерял родителей, когда мне было десять лет. Они погибли при аварии вертолета. В детстве я был сорванцом, бесконечно сменявшихся воспитателей научился обводить вокруг пальца. Дедушка представлялся непонятным, далеким. За мной присматривал Рамон.