– Мам, это что? – шепотом спросил детский голос.
– Машины. Раньше такие по земле ездили. По дорогам, то есть. А вон – вертолет. Он уже летает, – терпеливо объяснил женский.
– Это давно было, да?
– Да. Тебя еще не было.
– Когда дедушку расстреляли?
– Да. О, господи! Кошмар какой!
Камера развернулась. Вокруг двери в разных позах лежали истлевшие человеческие тела. Несколько были сложены вдоль стен и накрыты брезентом – из под него виднелись ноги в армейских ботинках. Другие сидели, привалившись к стене. Одни были в выцветшей камуфляжной форме. Другие – в старомодных джинсах и рубашках. Двое лежали рядом взявшись за руки.
Еще одна бронемашина стояла наискосок, поперек ворот. От нее к створке шли два металлических троса, то ли приваренные к воротам, то ли продетые в какое-то отверстие.
– Выбраться пытались, похоже, – негромко произнес Палыч.
– Ага. И оборону держали, – ответил ему низкий скрипучий голос.
– Что, Серег?
– Вон, дальше смотри. Баррикада.
Камера уже повернулась обратно. Коридор перегораживали ряды зеленых ящиков и белых мешков. Видно было, что баррикаду начали возводить с помощью погрузчика, а заканчивали в спешке, просто наваливая мешки. За укреплением пол был черным. Пятно резко обрывалось в том месте, где коридор пересекала зарешеченная дренажная канава. На темном фоне угадывались не то мешки, не то тряпки.
– Мда, бунт на корабле, – задумчиво протянул Вася.
– Гранатами закидали, – ответил Дэн.
– Вот суки. Какие же суки… – голос Палыча сорвался.
– Палыч, брось. Мы с тобой и не такое … – попытался приободрить его Серега и тоже осекся. Он вдруг вспомнил картинку, тоже снятую с дрона: Палыч, худой как вешалка и страшный как живой мертвец, бежит под пулями к воротам лагеря, сжимая в окровавленных руках пожарный топор. Когда Легион подошел к 17-му, заключенные подняли восстание – все, кто еще мог двигаться. Двадцать пять человек, вооруженных пожарным инвентарем, заточенными ложками и пластиковыми ножами из зубных щеток. Палыч был единственным, кто выжил из штурмовой группы в тот холодный осенний день. И когда топор, наконец, удалось забрать, Палыча закутанного в армейское одеяло и дрожащего, пытались усадить в грузовик. А он все так же повторял, как заведенный: “Суки. Какие же суки”.
Дрон поплыл вдоль бесконечного бетонного коридора. Одинаковые серые металлические двери с красными и белыми двузначными номерами. Тут и там попадались тела и стрелковое оружие. Перед баррикадой некоторые двери были открыты – их использовали в качестве укрытий. Через каждые девять дверей – огромные гермоворота. Похоже, в какой-то момент осажденным удалось контратаковать.
В поле зрения смотревших трансляцию появилась карта. Вокруг синей точки – она отмечала текущее положение дрона – карта была четкой. Прямой, как стрела коридор делил подземный комплекс на две части. Чем дальше от коридора, тем более размытыми становились контуры.
– Акустический датчик, – сказал одноглазый Дэн, – у нас такие еще в Легионе были. Израильские. Только у наших чувствительность меньше была.
– Пятнадцать лет прошло, что ты хотел…
Некоторые гермоворота были открыты. Дрон остановился напротив большого проема и зрителям предстала лифтовая шахта. Три из четырех грузовых платформ, видимо, находились внизу или обрушились. На четвертой стоял грузовик, кузов которого был набит ящиками. Дрон завис над ящиками и плавно опустился на один из них. Откуда-то сверху выплыла пара манипуляторов.
Дрон быстро вскрыл ящик, оторвав несколько верхних досок. Внутри были маленькие белые мешки с четким штампом, гласившим: “Сахар, высший сорт”. Во втором ящике оказались картонные коробки с надписью: “ИРП”. Дата изготовления – сентябрь 2021.
– А что за ИРП?
– Индивидуальный рацион питания, сухой паёк. Раньше они так выглядели, когда еще была …ну, натуральная еда.
Дрон убрал манипуляторы, скользнул вверх и снова поплыл по коридору. Тот упирался в еще один полуприкрытый гермошлюз – между стеной и дверью оставалась щель шириной метра полтора. За ней был свет. На карте смутно угадывалось огромное пустое пространство.
Зал охнул. Камера влетела на ярко освещенный тропический пляж. Белый песок, который лениво облизывают волны, несколько пальм, синее небо, в редких белоснежных облаках. В небе, в некоторых местах, чернели провалы с ломаными краями, как будто оно было твердью, состоящей из множества отдельных квадратиков.