И всё бы ничего. От моей репутации ничего хорошего уже давно нет. Но если штрафных баллов будет слишком много, можно и на казнь уйти. Сейчас я на обнулении – провалы списаны, но если этот человек продолжит в своём духе, я уже за себя не ручаюсь.
–Ты обещала сделать корректировку координат, – Грей оставался спокоен.
Я кивнула и, нащупав за собой на столе голографическую карту, протянула её ему:
–Скорректировала. Ошибка была всего в пару градусов при точке высадки. Я убрала. Топливо останется при нас, какая-никакая, а всё-таки экономия.
–Спасибо, – он кивнул, взял карту, тут же вставил её в браслет передачи со штурвалом, даже не проверив, и остался стоять на пороге.
Я вздохнула:
–Ну чего тебе надо от меня, а?
Вопрос сорвался до того, как я успела его осознать. Он был отчаянием.
–А тебе? – Грей оставался спокоен, и это раздражало. – На Станции ты сама согласилась пойти со мной в миссию.
–Я не могу оставаться на Станции, – призналась я. – Это тошно.
–Тогда уходи на покой.
Я молчала. Покой доступен лишь счастливым. Я же несчастна и одна. Мне некуда деться. Я люблю звёзды, я люблю выходить в космос, я люблю рисковать собой, и на Станции я, как и все экипажи, теряюсь, и не чувствую ни рук, ни ног, ни сути. На Станции я под контролем, а здесь контроль ослаблен. А покой…
Это то, что доступно другим и никогда не бывает с нами.
К тому же – на что мне на покое жить? Ненужные члены экипажа отправляются либо на истребление, либо на пенсию. Пенсию я не заработала ещё, а провалы обнулила. Надо до чего-то дорваться!
Странно. Недавно мне так хотелось жить, и я не пожалела никого для того, чтобы превратить роковую границу своих провалов в ноль, в чистый лист. А теперь? Я не могу сосредоточиться, я не могу взять себя в руки, а миссия ещё не кончилась. Да и когда она кончится, тогда тоже не будет мира в душе. Если есть она, эта душа…
Грей видел моё молчание, но видел он и нечто большее. Может быть, сами мысли у нас сошлись, может быть настроения?
Он неожиданно втолкнул меня в собственную каюту. Надо было возмутиться, дёрнуться, но я просто влетела во внутренности своей же каюты и затихла, налетев спиной на стол. Спасибо, конечно, специальным костюмам Центра, предохраняющим от ушибов, но ощущения так себе.
Он же рывком закрыл за собой дверь, обернулся ко мне – совсем чужой, но совершенно не страшный.
–Я задыхаюсь, – признался Грей.
Пришла моя очередь усмехаться.
–Смешно? – поинтересовался капитан. – Смейся! Я задыхаюсь от этих кают, Станций, Центра, миссий…
–Уходи на покой! – передразнила я и осеклась. В его взгляде было то, что, наверное, было в моём – зарождающаяся пустыня.
–Я хочу свободы…– прошелестел он. – Свободы и звёзд.
Я молчала. Последнее время, судьба, похоже, решила сводить меня с безумцами. Надо же, свобода! А что с нею делать? На что жить? Чем? Как?
Если только… отступники?
Я испуганно посмотрела на Грея – он не настолько же безумец, да? Он же не пойдёт в отступники Центра? Те славятся ограблениями торговых платформ, незаконной торговлей, в том числе и рабами, контрабандой, убийствами, ограблениями – всем криминальным и ничем добродетельным.
–Свободы и звёзд, – повторил Грей, глядя на меня. – Я чувствую, ты понимаешь. Ты же понимаешь, Аманда? Тебе не надоело считать провалы, одни и те же инструктажи, один и тот же сбор образцов, одни и те же дни? Станция – Центр – миссия – и всё для того, чтобы просто не умереть, чтобы получить паёк! А если повезёт – уйти на пенсию. Не мутит?
–Отступников казнят, – напомнила я.
–Как и проштрафившихся старпомов, капитанов и боцманов!
–Ну и на чём?..– я осеклась. Я поймала себя на том, что всерьёз сижу и думаю о том, как можно реализовать предложение Грея.
А ведь всё начиналось так мирно! Я стояла и смотрела на звёзды, поглядывала на вечно молчащие, одинаково сканирующие бесконечность приборы, думала что-то тяжёлое, печальное.
–На этом! – Грей усмехнулся. – Это мой корабль!
–«Секрет» не твой корабль. Это корабль Центра. Его построили на деньги…– он меня оборвал:
–И что? ты ходила на многих кораблях. Ты меня не понимаешь. Ты была на «Авалонах», «Икарах» и прочей дряни! Но ты не вела корабль сама. Ты не знаешь ни одного корабля, как самый плохой капитан знает свой.