— Проснись, Донован! — меня толкают в плечо, выбивая из ещё одного куска моей неуравновешенности.
Я поднимаю голову и вижу классную доску, исписанную испанскими словами.
Кабинет иностранного языка наполнен людьми.
Не только лишь учениками, но и взрослыми, учителями и другими незнакомыми мне лицами. Будившим меня человеком оказывается моя одноклассница, Софи. Она смотрит на меня, чуть испуганно приподняв брови и слегка отклонившись.
— Спасибо, — хриплю я.
Она отворачивается.
Рядом с ней и остальными учениками сидят их родители, приобняв или придерживая за руку. Их лица напряжены и сосредоточены; учитель рассказывает что-то важное.
Через несколько секунд я понимаю, что он говорит о том, что вскоре в районе отключат отопление в связи с аварией на подстанции и школа будет закрыта на несколько недель.
Я хмурюсь, потому что ничего из школьных сплетен об этом не помню.
Голова трещит от гула слов, блуждающего по кабинету с невыносимо быстрой скоростью и запредельно громким отражением от стен. Учитель слегка кривит губы, когда разговор заходит о финансировании школы, потому что он знает, куда деваются все эти деньги.
Я перестаю слушать его речь. Рядом с Софи сидит её отец, взрослый мужчина лет пятидесяти, служащий местной полиции.
А рядом со мной стоит пустой стул.
Я стараюсь выглядеть как можно более сдержанной и не привлекать к себе внимания. В моей руке шариковая ручка, а на парте передо мной — листок.
На нём выцарапано несколько слов и номер Шеффилда.
Я смеюсь, и на меня оборачиваются практически все присутствующие в классе, кидая свои удивленные взгляды на девочку, которая сходит с ума.
Отец Софи двигается дальше, а я накрываю руками лицо, по которому струятся мокрые дорожки слёз. Я плачу, я опять плачу. Который раз за день? За ночь? За какое количество времени?
Отец Софи смотрит на меня так, будто пытается понять, что со мной не так.
Я беру свой мобильный и вглядываюсь в отражение.
Под глазами пролегли темные круги, похожие на полумесяцы, а лицо — бледное, как и листок бумаги под моими руками, на котором написан номер моего психолога.
Он повсюду.
Шеффилд, словно вирус, захватил мой разум, и я готова разбиться в лепёшку, лишь бы найти его.
Он должен мне помочь, он всегда мне помогал.
Я не могу найти Шеффилда в этом хаосе. А когда нахожу — то сразу же теряю.
Постоянности не существует.
Отец Софи достает из кармана телефон и пишет кому-то сообщение, отвлекаясь от меня. Его дочь подмигивает своему парню, сидящему недалеко от неё. Ко мне подходит учитель, пытаясь взять меня за руку, но я двигаю свой стул, отказываясь от прикосновений.
— Не трогайте меня, — говорю я, — Не трогайте, — и встаю со своего места, прихватывая за собой свой листок с номером.
Я покидаю класс, оставляя всех присутствующих замереть в непонимании. Кто бы мог подумать, что Рикки Донован сошла с ума? Я не спеша шагаю по коридору и осматриваюсь по сторонам, выглядывая новые надписи на шкафчиках.
«Уайлд — скотина!» — кричит корректор на шкафчике одной из чирлидерш, команду которых распустили в прошлом году, когда школьный футбольный клуб начал сдавать назад с непрерывной скоростью.
«Уолтер — недоумок с ужасными зубами» — вырезано гвоздём на шкафчике отличника: послание оставлено для него недоброжелателем из баскетбольной команды. Я никогда не причисляла себя ни к какой из школьных канонных «компаний».
Я не зубрила, я не чирлидерша, я не популярная умница. Я — потерянная.
Разделение на слои общества — это отвратительное дело, присущее лишь тем, кому это выгодно. По меркам нашей школы, я — неудачница и жалкая девчушка, потому что мой дядя — алкоголик, разбившийся в нетрезвом состоянии за рулём чужой тачки, а я — дурочка, свихнувшаяся после смерти родителей и прекратившая всякие контакты с общественностью из-за тараканов в черепной коробке.
Попробуйте спросить у кого-нибудь из моей школы, кто я такая, и вам ответят, что я — невыносимая зануда и последняя, судя по виду, наркоманка.
«А ведь раньше у неё были хорошие перспективы!» — говорила моя классная руководительница, а сейчас она смотрит на меня с жалостью. Жалость — это не есть поддержка. Я держу в руках листок с номером телефона своего психолога при этом находясь напротив его кабинета.
Я дергаю за ручку, но дверь оказывается запертой. В школьных коридорах редко бывает так пусто, но сегодняшний день — это что-то особенное. Кажется, что времени не существует, а я — это пушинка в вечном потоке ледяного ветра.