Тепло вокруг меня — живое, не искусственное, не созданное руками человека.
Я не хочу продолжать этот калейдоскоп, потому что во мне совершенно нет сил идти дальше. Пустые улицы, школьные кабинеты и ужасающе глухие дома.
В голове совершенно ничего не происходит.
Все болевые пороги вдруг перестали существовать, а вся боль была растворена в этом тепле.
Я хочу вытянуться, но когда двигаю ногой — то слышу чужой голос, а затем оказываюсь кем-то схвачена.
Я хочу застонать, но вдруг мои руки обнимают другие руки.
Они горячие и сильные.
Я могу чувствовать, как пальцы сжимают мои ладони и неожиданно для себя — ощущаю постороннее дыхание у своей шеи.
— Всё будет хорошо, Рикки, всё будет хорошо.
Меня пронзает иглой эмоций, когда я ощущаю горячие губы чуть ниже середины шеи, а затем громко выдыхаю.
Снова слёзы текут по моим щекам, но я уже не могу двигаться, чтобы стереть их.
Меня обнимают руки Шеффилда. Я сижу между его ног, полностью на него уложенная, словно потерявшая сознание.
Потому что я ощущаю его дыхание на затылке, потому что его пальцы плетутся с моими и я слышу, как он ругается на кого-то проходящего мимо.
Вдали слышен извиняющийся тон девушки, которая утверждает, что у нее не так много рук.
Рычание Шеффилда пугает меня, но лучше я буду слушать его — чем свой смех, растворяющийся в каждом куске потерянности.
Мне становится хуже с каждым моментом, но сейчас я не открываю глаз, не желая терять тепло. Не желая терять Шеффилда.
Его руки всё ещё держат меня, но дыхания я уже не ощущаю.
Моя голова падает назад, видимо, на его плечо и я прижимаюсь к нему сильнее, чувствуя уязвимость, давящую на грудную клетку.
Я не хочу больше бегать по неизвестным и известным местам, не хочу гадать, где я и когда же я наткнусь на то, что мне нужно.
Единственное, чего я хочу — это осознать, что больше я нигде не проснусь и ничего не увижу, что мне не придется искать выхода. Я не могу говорить, потому что не чувствую ни единой части тела.
Голос другой девушки приближается, и Шеффилд внезапно усиливает хватку, вдруг дёргаясь.
Я не могу открыть глаз, чтобы увидеть его, потому что не могу.
Если я не могу открыть глаз — значит, я не могу проснуться.
Но могу уснуть.
Я обостряю слух, чтобы подольше находиться в состоянии чистого разума и понимать, что происходит вокруг.
Этот кусок — самый приятный.
Тепло вокруг — это Дастин Шеффилд.
Тепло вокруг — это ирония, тепло вокруг — это уязвимость.
Девушка ругается, потому что он сделал что-то слишком поздно. Шеффилд отвечает ей строгим баритоном, что он не мог найти меня. Ох, Шеффилд, где я только не была…
Девушка несколько секунд молчит, а потом говорит, что сейчас нет свободных мест и нам придется подождать.
Шеффилд ничего не отвечает. Я не понимаю, что происходит, но всё сводится к тому, что мы с ним — в больнице.
Я чувствую, как покалывает глаза, но в отчаянии не желаю просыпаться.
Я пытаюсь дернуть ногой снова, но в этот раз ничего не удается.
Я хочу схватить Шеффилда за руку, чтобы не провалиться в эту пропасть ещё раз, но понимаю, что ничего не выходит.
Я хочу закричать, чтобы он услышал меня, но опять встречаю лишь невозможность.
Я не могу отпустить его снова, не могу потерять ещё одну составляющую пазла.
Будто повинуясь моему внутреннему, запертому в пределах моральной клетки, зову, Шеффилд обнимает моё тело, утыкается носом в мой подбородок и сглатывает, что-то тихо мне напевая. Я хочу улыбнуться, но вместо этого засыпаю.
Прости меня, Шеффилд, я хотела как лучше.
6. Восприятие.
Я никогда не знала, что в мире существует так много различных звуков.
Точнее, не придавала им должного значения и не уделяла внимания.
Сейчас же, когда я не имею возможности пошевелить и мизинцем, отдаваться слуху — это почти единственное, что я могу делать в данной ситуации. Кроме того, я способна чувствовать. Каждый порыв ветра из приоткрытого окна, любой шорох простыни или же лёгкая тряска — всё это со мной, я всё это чувствую, но не в силах увидеть или потрогать. Я не могу пошевелиться.
Всё, что я способна делать — это слышать и чувствовать, изучать и принимать, как должное. Физически я — недееспособна, отключена от среды, разряжена. Но я чувствую себя просто прекрасно.
Скорее всего, на улице солнечно.
Я могу сказать так, потому что чувствую на груди теплые полосы, будто свет идет не из искусственных ламп, а просачивается сквозь жалюзи.
Для осени это явление довольно-таки странное, особенно для того места, где я живу, но мне не может не нравиться наличие солнца на улице.