На шее и лбу Шеффилда начали проступать вены, и это напугало меня; я никогда не видела его настолько озлобленным, и это заставило меня двинуться от него дальше, но он продолжал рассказывать, заводя меня в невидимый тупик.
— Твои руки были изодраны, будто тебя тащили по земле, а сама ты была похожа на мертвеца. Это настолько отвратительное и кошмарное зрелище, что, твою мать, мне хотелось просто уехать. Тебя не было неделю! И ты постоянно что-то шептала: это было настолько пугающе, что я несколько раз останавливался и выходил из машины. Просто, чтобы подышать и не слышать, как ты смеёшься во сне, — психолог замолчал, тяжело дыша и вставая с кровати.
Он начал ходить по палате, держа руки на бёдрах и откинув голову назад. Он успокаивался, пока я сидела, опустившись настолько низко, что спину начало ломить. Я сглотнула, медленно дыша и стараясь перебороть панику. Меня всё-таки не было целую неделю. Я что-то видела во снах, но не могла вспомнить и секунды. Я не помнила практически ничего, кроме темноты в глазах.
— Шеффилд, — я подняла голову, с опаской глядя на своего психолога, ходящего по комнате в порыве ярости, — Я ничего не помню, я клянусь тебе, — я прижала дрожащие руки к матрасу, чтобы не выдавать явных признаков паники, — Я прошу, поверь мне.
— Я и так тебе верю! — заорал Шеффилд, вдруг повернувшись ко мне, — Мне не нужны никакие просьбы! Ты сходила с ума, Ри, а я делал это с тобой на пару, пока тебя искали полицейские, пока твои учителя косились на меня, пока я старался делать свою работу. Ты помнишь, как сказала мне, что у тебя осталась моя куртка?
Я на время задумалась, вспоминая этот момент, а затем ответила:
— Да, — мой голос хрипел от страха, — Я помню.
— Так вот, — пылко бросил мне психолог, — ты отдала мне её утром.
Я глубоко вздохнула, ощущая упадок сил. Мои руки сами по себе потянулись к волосам, я подняла глаза на Шеффилда, который уже сидел рядом, появившись словно из неоткуда. Он смотрел на меня, следя за моей реакцией.
— Я ни в коем случае не хочу тебя напугать, но я говорю тебе правду, разве не этого тебе хотелось? — шепотом задав вопрос, Шеффилд вдруг изменился в лице, став почти совершенной статуей. Его черты ожесточились, он ждал ответа.
Дождь за окном лишь усилился, придавая ситуации ещё больше ужаса. Видимо, моё восприятие мира зависит напрямую от моего же состояния. Я облизала пересохшие губы и сглотнула, подбирая подходящие слова.
— Да, спасибо, что рассказал мне об этом. Мне надо было узнать. Просто сейчас я правда не понимаю, что со мной происходило тогда. Сейчас я выспалась, я не хочу курить, мне даже погода нравится. Я становлюсь лучше? Или мне только кажется? — я с отчаянием двинулась, прижавшись к изголовью кровати и смотрела на психолога, — Или это кажется?
— Я не знаю, что в тебе изменилось после твоего отсутствия в мире. Я могу сказать, что у тебя под глазами больше нет синяков и что ты выглядишь живее некуда. Я был счастлив видеть тебя именно такой. Светлой. В другой одежде, не зажавшей между зубов сигарету и не залетающей пьяной ко мне в кабинет. Я надеюсь, что ты вернешься к той стороне медали, которая поможет тебе реабилитироваться и стать выше всего того дерьма, которому ты отдавалась, но не вздумай менять свою точку зрения на чью-то ещё.
Я говорю о том, что ты сможешь общаться с одноклассниками, заводить друзей и узнавать людей. Как ты мечтала, как делали твои родные. Физически ты выглядишь намного лучше, чем раньше. Пожалуйста, не останавливайся.
Его слова заставили меня смутиться. Я не чувствовала себя настолько сильно воодушевленной, чтобы начать общаться с теми, кто отвернулся от меня сразу же после того, как я прекратила улыбаться им в лицо. Я всегда думала, что мои ровесники — это пример для меня. Пример хорошей учебы, верной дружбы и доверия.
Но, спустя несколько лет, дети выросли. И с ними выросла я. Единственное, что я могу сделать — это попробовать говорить. На самом деле, со мной часто пытались заговорить, но я была слишком занята проблемами, жившими в моей голове.
Как ни странно, сейчас их практически не стало. Единственной вещью, сидящей у меня в разуме до сих пор, был мой дом. Мой заброшенный дом, сломанный Йеном. Дядя уничтожил его, превратил в кучу грязи и сравнял с землёй всё мое детство, связанное с родительским домом.
— Я хочу сделать что-нибудь с домом, — негромко пробормотав, я поёжилась, кривя губы, — У Йена остались деньги дома, я могла бы купить краску и недорогие обои, убрать мусор, я не знаю. Мне надо где-то жить, так что я хочу приспособить свой дом для этого. Может, я даже смогу позвать кого-нибудь на помощь, я не знаю. Я сейчас не могу быть в чём-то уверена на сто процентов.