— Ах, да, тебя уже не было… — одноклассник почесал затылок и принялся рассказывать, сев напротив меня и развернув стул, — Поступили к нам, короче, два ублюдка из соседнего города. Ну, знаешь, какие они там все в центре, пафос на пафосе, хуже наших, — на лице Дэниса мелькнуло отвращение, — Так вот, начинают вести себя, как последние уроды. Мой брат, Шейн, учится на три класса младше нас, так вот, они отобрали у него деньги и разбили нос. Если честно, то я думал, что такое только в грустных фильмах про неудачников бывает, но, как видишь, не только. Никак не могу их выловить, этих отморозков.
Выслушав Дэниса, я нахмурилась и долго не могла найти слов, чтобы ответить, потому что ситуация казалась мне слегка необычной, даже непозволительно грубой.
Иногда поступки моих ровесников просто ставили в тупик и не имели никаких поводов думать о них, как о настоящих людях. Иногда их поступки лишали их человечности, вырывали её с корнем и безжалостно затаптывали в грязь, как в случае и с этим. В моей голове никак не могло сложиться мнение касательно того, что мне рассказал одноклассник, поэтому я лишь скривила губы.
— Давно они здесь? — спросила я, а Дэнис вздрогнул, потому что я молчала относительно долго.
— Нет, неделю. Но уже о себе заявили.
Насколько я знала, то наша школа никогда не делилась на элитных учеников и малообеспеченных. Здесь тоже были культурные слои, ведь без этого никак, да и жизнь у всех всегда имелась своя, но чтобы кто-то у кого-то воровал или что-то отбирал — такое было редко. После таких вещей обычно устраивали собрания, на которых учителя открыто давали понять, что в случае повторения подобного инцидента ученику грозит бесповоротная красная дорожка из школы.
— Они просто чёртовы ублюдки, вот и всё. У них занижена самооценка и они не знают, как привлечь внимание и заработать авторитет. Мне нечего больше сказать, — я отворачиваюсь, подворачиваю рукава водолазки и кашляю; лёгкие снова жжёт, но я пытаюсь терпеть боль и только жмурюсь.
— Да, ты права, — бросает Дэнис и тоже отворачивается.
Мне кажется, что я знаю, о чём он думает. Я очень редко разговаривала со своими одноклассниками, так что его удивлению сейчас нет,
наверное, и видимого предела.
Я могла бы промолчать, но в этом случае мне просто захотелось высказать своё мнение.
Вскоре класс заполнился учениками, которые изредка кидали на меня взгляды, чаще удивленные, чем непонимающие, так что мне не было особенно приятно.
Вся школа, наверное, гудит о том, что я была в коме, что меня нашли чёрт знает где, а сейчас я сижу на уроке физики и без синяков под глазами.
Они думают, возможно, что я стала такой же, как и они — лицемерной и самовлюбленной.
Они, наверное, решили, что я одна из тех, которая после большой проблемы кинется жаловаться окружающим.
Пока что я доверяю только одному человеку.
А прислушиваюсь к Дэнису, потому что не вижу в нём того, что так часто встречается у моих ровесников — алчности и желания кричать на весь мир о том, что он лучше всех.
Но я всё-таки не готова перейти ту черту в общении, которую все называют дружбой. По крайней мере, не сейчас.
Но вот бы увидеть Шеффилда…
10. Шипучка и липучка.
Где-то после пятого урока меня начало одолевать раздражение, потому что каждый второй желал выразить своё сожаление по поводу моего долгого отсутствия.
Каждый учитель, в кабинет которого я заходила, высказывал мне о том, что я так долго себя не берегла и вот, чем это всё обернулось.
Когда учитель биологии упрекнул меня в том, что я курю — то я едва сдержала смех. Все в округе знают, что курение в нашей школе — не самый смертный грех.
Наркотики, марихуана и самый настоящий алкоголизм — всего этого было достаточно, так что мой маленький грешок не играл важной роли в том, что вокруг меня подростки убивают себя быстрее, чем кто-либо мог рассчитывать.
К счастью, или же к несчастью, но учителя не знали, что происходит за стенами учебного заведения после окончания уроков. В какой-то степени, я всегда подозревала, что никто из нас не останется неприступным и чистым в этом мире, хотя верить хотелось в обратное.
Все мои одноклассники изменились, зачерпнув каждый своего количества перемен. Элисон, выигравшая во втором классе районный конкурс чтецов — теперь не может перестать резать руки из-за бросившего её парня. Я никогда не понимала её, неужели нельзя… отпустить? Забыть? Простить? Прекратить трепать нервы и себе и родным, ведь в конце концов, когда-нибудь, она будет смотреть на полоски на своих руках и стыдливо прикрывать их рукавами кофты?