Когда я умылась, стало немного легче. Во рту была противная горечь, потому я стала полоскать рот до тех пор, пока не почувствовала, что готова выходить.
В углу комнаты лежала куча одежды разных размеров. Я нашла в ней черную водолазку и женские леггинсы, которые я смогла надеть без особого труда.
Посмотрев на себя в зеркало, я убедилась в том, что похожа на среднестатистическую студентку: синяки под глазами, бледное лицо и растрепанные короткие волосы.
Прическу я изменила в порыве ярости: ранее у меня было короткое карэ, которое сейчас превратилось из рваных обрубков в отросшую мальчишескую чёлку.
Я вышла из туалета и осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, куда дальше идти и что делать.
Темно-бежевые обои в коридоре, на стенах такие же, как и в кабинете, картины. Небольшой столик с телефоном и маленькой вазой. Я прошла вперёд, заглядывая в комнаты и выискивая Шеффилда.
И я нашла его на кухне. Он сидел за столом и потирал виски пальцами, и я села напротив, чувствуя себя далеко не в своей тарелке. Как только я оказалась рядом с ним — меня сковало чувство невыносимого стыда. Подобные чувства я испытываю не впервые. Мои щёки горят, я опускаю голову, глядя в стол и чувствуя, как меня пронзают взглядом.
— Рикки, ты как? — спросил Шеффилд.
— Пытаюсь прийти в норму, — ответила я, всё же решаясь посмотреть на психолога, — Зачем вы меня сюда привезли?
— Это мой дом, — спокойно ответил он, — Ты в безопасности.
— Мне не нужна охрана, я хочу лишь поговорить.
— Это очень странно, ты не находишь? — психолог двинулся ближе, ставя локти на стол и наклоняясь ко мне, — Обычно из тебя всё приходилось вырывать, выпытывать. А здесь ты сама предлагаешь мне разговор по душам. Ты сильно травмирована смертью дяди? Как ты себя чувствуешь? Твои органы не повреждены? Ты не падала, не ударялась ни обо что? — его голос стал твёрдым, но я решила не брать это во внимание и ответила ему сразу же.
— Я чувствую себя более-менее нормально, за исключением того, что я хочу спать. Нет, я никогда не любила своего дядю.
— Почему? — глаза Шеффилда сверкнули.
Выдохнув, я посмотрела на него.
— Он никогда со мной не разговаривал. Никогда ничем не интересовался, не думал, что после смерти родителей у меня будут проблемы, что я могу… страдать диссоциативными расстройствами, быть антисоциальной, злоупотреблять чем-то. Я пью, я курю. Я ненавижу своих сверстников, потому что они мудаки, просто растрачивающие свою жизнь на какую-то фигню. И я точно такая же, я и себя ненавижу. Я не понимаю почти ничего в этом новом мире, я не вижу смысла в отношениях, я не…
Шеффилд меня прервал, испустив смешок, что привело меня в лёгкий шок.
— Не видишь смысла в отношениях. В каком смысле?
Я на несколько секунд задумалась, потому что его вопрос заставил поразмыслить.
— Они… верят в то, что их романы продлятся всю жизнь, но в большинстве случаев они не выдерживают и двух месяцев. Они неправильно понимают суть отношений, они думают, что весь смысл заключается лишь в том, какой у тебя красивый партнер, а не в том, что он должен поддерживать, помогать, слушать, и что ты всегда можешь сделать для него то же самое. Это не только секс и поцелуи. Это дружба. Это понимание. По крайней мере, это то, что я вижу вокруг. Может я нихрена и не знаю.
Подняв голову, я столкнулась взглядом со своим психологом. В его глазах было удивление, которое он и не пытался скрыть. Его губы изогнулись в подобии ухмылки, он запустил пальцы в свои тёмные волосы и откинул голову.
— Ты с каждым разом поражаешь меня всё больше и больше. — проговорил психолог, — но для семнадцатилетней девушки у тебя очень негативное восприятие мира.
Мне нравилось сталкиваться с ним вне его ужасного кабинета, когда я не была настолько уязвима. Или мне лишь казалось, что вне рабочего места я могу быть в безопасности от его изучающего взгляда и постоянных вопросов с подковыркой. Он будто всегда хочет узнать больше, чем известно мне самой, и иногда это начинает пугать.
У меня были всплески спонтанного гнева.
Я пыталась прожечь себе руку сигаретой, разбила его любимую кружку на одном из его занятий, один раз даже обозвала его уродом, но он все еще ждал меня каждый понедельник и пятницу у себя в кабинете, и я приходила, словно по зову, рассказывая ему подробности своей никчемной подростковой жизни.
Я обращала внимание на то, как внимательно он выслушивает мое мнение касательно ночных клубов, наркотиков и прочей дорогой ерунды. Он всегда либо улыбался, либо хмурился, причем обе его реакции зависели от погоды и моего состояния, которых у меня всего два.