Либо я шутница, либо я растеряна.
Иногда из-за этих перебегов между двумя состояниями моей психики Шеффилд выписывает мне таблетки, которые я пью строго по расписанию, но в последнее время я — потеряна. Поэтому мои походы к нему стали гораздо более чаще. Я появлялась в его кабинете чуть ли не ежедневно.
Его поведение менялось в зависимости от моего состояния.
Если я — шутница, то Шеффилд старается поддержать мой настрой, чтобы не свести меня к состоянию потерянности, ведь это главное — не дать ученику впасть в депрессивное расстройство посреди учебного года накануне тестов и контрольных работ. Когда я — шутница, Шеффилд просит меня рассказать приятное мне событие из детства, чтобы я не забывала, что счастье существует в этом мире.
Но когда я потеряна, то Шеффилд выкатывает свое скрипучее компьютерное кресло ко мне и садится впритык, обязательно глядя прямо в глаза. Он начинает спрашивать, что я чувствую, что меня тревожит, при этом и не думая насмехаться.
Он убеждается в том, что у меня нет конфликтов с кем-либо из одноклассников и лишь тогда спрашивает, случилось ли что-нибудь дома.
Он, поднимая вверх рукав моей толстовки, проводит теплыми, сухими пальцами по моим запястьям, уверяя себя в том, что я не резала вены. Он слегка жмурится, проигрывая мне и показывая лёгкую слабину. Он волнуется, потому что его верхняя губа дернулась. Потому что он откинулся на спинку.
Мои мысли привели меня не в ту степь.
Я вновь влюбляюсь в него.
— Как ты сейчас? — спрашивает Шеффилд, большим пальцем правой руки прижимая нижнюю губу.
Сейчас я растеряна.
Мои глаза слезятся от недосыпа. Хочется зевнуть, но настойчивый взгляд психолога мне не позволяет. Я чувствую себя уязвимой. Иногда я хочу сбежать, потому что он заставляет меня ощущать подобную слабость. Но я никогда в жизни не смогу этого сделать. Я всегда боялась быть уязвимой, хоть и знала, что по-другому никак.
— Мама говорила мне, — хриплым голосом начала я, гладя ладонью стол темного дерева и слегка кривя губы в невесомой ухмылке, пытаясь вспомнить точные слова, — Что в жизни каждого человека постоянно будет кто-то, кто заставит его ощущать себя уязвимым.
— О чём ты? — нахмурился психолог, неотрывно глядя на меня.
Его пальцы сплелись под подбородком и сейчас я ощущала вибрации, исходящие от его ноги, отбивающей ритм по паркету.
Прядь тёмных волос, выбившаяся из ровного ряда, зачесанного строго по канону назад, слегка отвлекала. Мелочи делали меня уязвимой.
— О том, что каждый из нас имеет кого-то, кто знает, чего мы боимся, в той или иной степени. Тот, кто умеет выбить дух из легких, даже не подозревая этого. Она называла это влюбленностью, потому что считала, что лишь те, кому мы не безразличны, могут причинить самую больнейшую боль. Предательство. Самое отвратительное. С такими вещами не шутят. Нельзя предать человека, рассказав о его уязвимых местах кому-то еще. Это все равно, что отдать грабителю ключ от квартиры, зная, кем он является и что он сделает. Она рассказывала мне о том, что душа — это самое главное, что есть у человека, поэтому ранить душу — это как пройтись по свежей краске в тапочках. Тапочки человек снимет, а пустые пятна останутся с тобой. У меня, кажется, нет даже краски.
— Не говори так, — прервал меня Шеффилд, всё-таки заправляя прядь волос на место, — Ты себя недооцениваешь. У тебя есть голова на плечах. Ты говоришь правильные вещи.
— Будь у меня голова на плечах — я бы сейчас сидела за стопкой книжек и делала уроки.
Психолог вдруг откинулся на стуле, убирая руки подальше. Этот жест чётко давал понять, что он зол.
— Уроки — это не главное, а учебники — не показатель душевной красоты. Каждый из нас сам выбирает, какой дорожкой пойти, и чтобы быть прекрасным человеком — не обязательно знать все законы физики или таблицу Менделеева, Рикки. Можно просто видеть в озере отражение звёзд и находить это волшебным. Нас делает не только показатель ума, а моральные устои и качества, которыми мы обладаем. Ты можешь иметь Отлично по математике, но без труда задавить котёнка своей дорогой тачкой, купленной на аукционе. Ты можешь быть самой высокооплачиваемой моделью, иметь великолепную внешность, но при этом носить в себе тонну дерьма. Можешь мазаться гелем для укладки волос, сколько влезет, но какой от этого толк, если ты — это кукла, которую используют лишь для показателя популярности и статьи в газете.
— Вы говорите так, будто пытаетесь доказать мне, что я ещё не так обречена.