Я обвиваю её тонкую спину руками, надеясь на спасение.
Мои губы дрожат, когда я раскрываю рот.
Слова, словно осколки, высыпаются из меня, звеня в кромешной тьме, как раздробленный на части хрусталь, по которому прошлись ногами.
— Я люблю его.
Меня душат чувства, сковывая глотку. Я не в силах произнести ничего больше.
— Я знаю, — Мэри снова крепко обнимает меня, — я всё знаю…
Мне становится всё хуже и хуже. Я держусь за Мэрилин, слабо улыбаясь. Внутри меня горит самый настоящий пожар, растворяя все мои мысли, силы и желания.
Как бы я хотела сейчас, чтобы Шеффилд смотрел на меня с дикой иронией, вглядываясь, как казалось бы, прямо в душу…
19. С Рождеством.
Мэрилин держала меня за волосы, пока меня тошнило в одном из туалетов в небольшой забегаловке в центре.
Желудок судорожно сжимался, пока совершенно не опустел, выбросив наружу весь мой завтрак, обед и ужин за последний день. Во рту стоял отвратительный привкус желчи, от которого было втройне трудно избавиться.
Я подошла к одному из зеркал, чтобы посмотреть на себя, но перед этим умылась, чтобы не испугаться собственного внешнего вида.
Волосы были раскиданы по голове, а под глазами всего за пару дней пролегли черные круги. Я спала всего лишь четыре часа за последние двое суток, так что это явление было вполне понятным.
— Ри, — голос Мэри звучал будто через водную толщу, — Тебе всё хуже и хуже, может, полетим завтра?
Нет, нет, нет, нет. Сегодня, не завтра. Мои руки вцепились в раковину настолько сильно, что я слышала, как пальцы скрипят по поверхности.
И только через минуты я поняла, что всё это время говорила в голове сама с собой.
— Нет, — сказала я вслух, прочищая горло и снова чувствуя противный привкус тошноты, — Сегодня.
— Ты уверена? — снова спросила женщина, опасаясь даже положить руку на моё плечо: меня трясло с ног до головы, и я буквально физически чувствовала, как разум трещит по швам.
После моего признания прошло два дня, которые я провела в полном отстранении и в маленькой комнатке с мягкими стенами, называемой «апатия». Этот небольшой участок моего сознания мог служить самым лучшим укрытием, а ещё этот квадратный метр не позволял Мэрилин увидеть мою сущность воплоти.
— Ри, я не стану рисковать твоим здоровьем.
— Его больше нет, Мэри, — сказала я, повернувшись к ней и опустив голову, чтобы не видеть её обреченного лица, — какое ещё здоровье…
— Боже, Ри, — она вдруг обрела голос, — Ты слишком сильно драматизируешь!
— Мэри, — я вновь назвала её по имени, — Это не драма, это проблема. Это гигантская проблема.
Я достала из кармана пачку сигарет, оставленных в куртке самой Мэрилин. Она не смогла смотреть на то, как я без устали тёрла руки, нервно царапая кожу ногтями.
Вдыхая никотиновый дым, я повернулась к зеркалу.
Я снова стала той, кем была пару месяцев назад. Всё вернулось во круги своя.
Мои губы неуверенно изогнулись в улыбке. Надо же, всё так банально, что я невольно забываю выдохнуть дым.
— Мне плохо, — говорю вслух, неизвестно зачем, а Мэри молча смотрит на меня, не имея слов, но активно разыскивая их.
— Я вижу, — говорит она, — И… Ох, Ри, я правда не знаю, чем тебе помочь. Прости меня.
Я выкидываю окурок в раковину и быстро обнимаю Мэри. Мне жаль её, потому что она и не представляет, какая жуткая картина предстала моему взору утром, что я увидела в зеркале.
Ночью меня преследовал отвратительный вкус паники на языки. В приступе истерики я поцарапала себе шею, и на утро с ужасом осознала, что сделала это слишком сильно.
Две бордовые полосы протянулись с правой стороны к середине горла, немного кровоточили и выглядели так, будто меня ранила дикая кошка.
К счастью, я нашла отличный тональный крем в косметичке Мэрилин, и даже тогда, когда я умылась — она ничего не заметила. Хотя, зная её брата, не могу быть уверена в этом на все сто.
При единой мысли о Шеффилде, мне перехотелось дышать. Лёгкие сжались, а пальцы лицо побледнело.
— Ты не должна извиняться за то, чего не делала, — я ответила, — В том, что я схожу с ума, нет твоей вины, Мэри.
— Нет, есть. Я пообещала Дас… Ему, что не позволю тебе опуститься на дно снова, Ри! Это полностью, чёрт тебя дери, моя вина! — женщина со злостью вылетела из туалета, попутно доставая телефон.
Меня будто пронзили острием ножа, поэтому я сорвалась с места и выбежала следом, хватая её за плечи и поворачивая к себе.
— Не звони ему, — мой голос дрожал от страха, — Не звони ему! — ещё немного, и мне придёт крышка.
Я улыбнулась во все тридцать два, а через несколько секунд засмеялась, ощущая, как глаза начинает нестерпимо жечь от слёз.