— Ей плохо, Дастин, — шепотом говорит Мэрилин, но лицо Шеффилда ничего не выражает, когда я отхожу, чтобы вытереть глаза.
Я смотрю на мужчину, чтобы хоть что-нибудь понять, но он на меня не смотрит.
Его взгляд обращён на сестру, которая молча подходит к нему и уводит в сторону кухни.
Оставшись одна, я подхожу к вешалке, хватаю свою куртку и выбегаю на улицу, надеясь, что никто не услышал щелчка открываемого замка.
С Рождеством тебя, Ри Донован, ты в грёбанной куче дерьма.
20. Идиотка.
В глазах всё размывалось от того, что на улице шёл снег, и от этого всё вокруг выглядело, как самый настоящий белый шум.
На самом деле, было уже достаточно темно, но меня это не очень волновало. Ноги передвигались сами по себе, а я успевала только спотыкаться.
Примерно на середине пути к дому я потеряла свой шарф, не желая искать его в снегу, и это лишь ускорило мой ход.
Фонари на протяжении всей прогулки блекло освещали разъезженный асфальт, так что я не могла бы заблудиться, даже если бы постаралась.
Я открыла дверь, зашла домой и буквально рухнула к стене, выпуская последний воздух из лёгких, хватаясь за голову и взвывая.
— Идиотка, — простонала я, наконец-то в полном объеме осознавая произошедшее. В голове никак не укладывалось то, что я сказала те слова вслух, прямо ему в глаза, поддавшись самой великой на планете слабости.
В кармане вибрировал телефон, но я изо всех сил игнорировала этот противный дребезжащий звук. С каждой минутой терпеть становилось всё труднее и труднее: я потянулась, ослабляя напряжение в спине, но достала мобильник и приняла вызов, стараясь расслышать голос Мэрилин сквозь жуткий гул в голове.
— Ри, ты в порядке? Ты дома?
— Да, — отвечаю я, проходя на кухню, не включая свет.
Не очень хочется делать лишних движений, когда всё тело нестерпимо болит.
Голова кружится, а к горлу подступает желчь. Кажется, меня снова начнёт полоскать. Перед тем, как бросить трубку, я задаю всего один вопрос, который поможет мне понять, свихнулась ли я окончательно — или же нет.
— Мэри, — я глотаю слюну, — Мы были в Майами?
Ответ поступает незамедлительно.
— Конечно же, — голос женщины звучит настолько испуганно, что меня вдруг отпускает одна из костлявых рук сумасшествия.
Я бросаю телефон на стол. Странно, но я не хочу делать совершенно ничего.
Проходя по дому в поисках самой себя, я неожиданно натыкаюсь на стойку с дисками, полностью забитую, и давно не использовавшийся DVD.
В комнате темно, но я без труда нахожу давно забытый пульт, подключаю вилку к розетке и сажусь на диван, проводя ладонью по лицу и пытаясь вернуться в реальную жизнь.
Я не знаю, что потянуло меня за язык, но я призналась Шеффилду в том, что так долго и продолжительно грызло меня изнутри. Все мои эмоции сейчас плотно засели по всем уголкам моего тела, и я не позволяла ничему из этого вырваться наружу. Этого я и боялась — сорваться.
Боялась увидеть, что совершенно не имею сил на дальнейшую жизнь, что мой рассудок развалится рано или поздно на части.
Мои слова всё ещё преследовали меня, окутывая с головы до ног и призрачно витая в подкорке. Пожалуйста, спасите меня.
Я впервые за год включаю телевизор и слушаю новости. Диктор выглядит напугано, но я никак на это не реагирую.
«Вчера, в одном из районов небольшого городка неподалёку от Квебека был найден раненый ребёнок. Тринадцатилетний подросток не вернулся домой с дополнительных занятий; родители пострадавшего тут же обратились в местную полицию для организации поисков. К счастью, Дэниел не получил серьёзных травм, однако вынужден был обратиться в больницу для диагностики состояния»
Тяжело вздохнув, я сползла на диван, легла и снова обратила взор на экран. Фотография темнокожего латиноамериканского мужчины, сделанная, как я поняла, на заправке, выглядела чересчур смазанной.
«Подозреваемый был опознан мальчиком: ростом приблизительно пять с половиной футов, плотного телосложения. Всем, имеющим хоть какие-нибудь сведения о подозреваемом, следует обратиться по номеру телефона местной полиции или…»
Дальше я уже не слушала. Я ткнула пальцем на кнопку отключения и кинула пульт в ноги, проводя ладонями по лицу и нервно переводя дух.
То, что я сегодня поймала у себя на уме — это воспоминания об одном из дней в школе, который я совершенно не помнила до этого. Я не знала, что в округе орудует насильник, но даже этот ужасный факт не мог сделать моему моральному самочувствию ещё больнее. Точнее, тяжелее, если быть честной с самой собой.