В гостиной было так темно, что я не могла видеть собственных пальцев. Я повернула голову. Окно, выходящее на проезжую часть, было зашторено, так что ни единый лучик света не мог пробраться сквозь него, чтобы потревожить мой своеобразный отдых.
Я почувствовала запах улицы, хотя и не была снаружи. Закрыв глаза, я откинула голову и повернулась лицом к спинке дивана. Сжавшись в комок, я натянула на половину лица футболку, чтобы снова ощутить аромат ванили, от которого так сильно сводило с ума…
***
День шестой.
Я кашляю до тех пор, пока горло не начинает адски жечь. Глаза жутко слезятся, но я терпеливо сглатываю горечь, плотнее прижимая руку ко рту, чтобы не стошнило.
Дом совершенно не отапливается.
Не потому, что не оплачены коммунальные, а потому, что на станции идут ремонтные работы.
Это Рождество стало самым идиотским за всё моё существование, хотя в глубине души я надеялась уж точно не на такой расклад. Я не знала, что совершу главную глупость в своей жизни, не думала, что найду в себе столько идиотизма, чтобы признаться мужчине в том, что чувствуешь к нему что-то выше, чем простую привязанность. Мои руки были бледными, а лицо — красным. Я поправила волосы ладонью и шумно выдохнула, плотнее укутываясь в одеяло, которое ранее достала из кладовки.
Девушка в телевизоре сказала мне, что сегодня 30 декабря, десять часов вечера и тридцать минут. Пять дней я ничего не слышала о Шеффилдах, пять дней они не подавали никакого вида о том, что я вообще существую. Что-то внутри тщательно выгребало из моей головы главные воспоминания, напоминая о том, что я провела отличные три дня в Майами.
Я попыталась улыбнуться, но высохшие губы неприятно жгло, поэтому эту затею я оставила без инициативы.
Звук дверного звонка разорвал нити воспоминаний, поэтому я вздрогнула, автоматически привставая с дивана и глядя в коридор, не имея представлений о том, кто кроме Шеффилдов мог так посетить меня в десять вечера.
Скинув одеяло с плеч, я поправил волосы и не спеша прошёл к двери.
— Ри! — передо мной стояла Мэрилин Шеффилд, держа в руках несколько пакетов из супермаркета.
Не хотелось даже и думать о том, что это всё принадлежит мне, но иначе быть и не может. Женщина кинулась на меня, обхватывая худыми руками и оставляя пакеты на улице. Она выдохнула, прикрывая лицо ладонью, и отошла от меня через пару секунд.
— Тише, Мэри, — негромко сказала я, аккуратно беря её за руку и стараясь успокоить, но этот неприметный жест заставил её снова нахмуриться и посмотреть на меня с намёком на слезы, — я не та, за кого стоит так переживать, а тем более плакать…
— Всё, всё, — она отняла руку, вытерла лицо и расширила глаза, позволяя себе вдохнуть полной грудью, — Закрывай дверь, будем есть чипсы.
Я, повинуясь, забрала с улицы пакеты, замкнула дверь и скрестила руки на груди, глядя на Мэрилин. Та смотрела на меня, будто не зная, что сказать.
— У тебя тут жутко холодно, — негромко проговорила она, — Я слышала, что это связано со станцией.
— Да, — кратко ответила я, провожая её на кухню, — всё это… Очень странно.
Мне всегда кажется, что стоит мне оказаться в одной комнате с кем-то из Шеффилдов — и во мне словно просыпается другой человек. Это заставляет пальцы на руках неметь.
— Надень что-нибудь потеплее, я не могу на это смотреть, — Мэри присела на край стула, взглядом указав на мои голые руки, — А я сделаю чай.
Молча кивнув, я направилась в свою комнату и открыла шкаф, чтобы найти там что-то более плотное, чем хлопковая футболка.
Я не была в своей спальне несколько недель, так что успела отвыкнуть от того, что в комнату практически не поступает солнечный свет, особенно в декабре.
Откопав новую толстовку, купленную, естественно, не дядей Йеном, я накинула её сверху и вернулась к Мэрилин, которая уже заливала кружки кипятком из старого электрического чайника. Она включила на кухне свет, разобрала пакеты и сейчас смотрела на меня.
— Что? — спросила я.
— Дастин хотел извиниться, но его вызвали в школу. — сказала Мэри.
Я замерла у стола, положив на него ладонь и уперев взгляд на деревянную, покрытую рубцами от лезвия ножа, крышку. Слова никак не могли вырваться из глотки, хоть я и старалась.
— Он не был к этому готов, — продолжила женщина, аккуратно, с опаской оставляя передо мной кружку с горячим чаем, — Пожалуйста, не вини себя в том, что ты сказала. Этого не вернёшь, и нельзя стыдиться своих чувств, Ри, это неправильно.