— Я доволен. Если знание об эффективности эфира побудит других людей обращаться ко мне со своими жалобами, а не страдать молча, я буду рад этому.
— Разве это не отвлекло бы вас от писанины, сэр? — нетерпеливо спросил Мортлок, кивая на мою рукопись.
— Честно говоря, я бы приветствовал эту работу. Капитан называет «Деметру» удачливым кораблем. Вполне возможно, что он прав: если не считать вашего абсцесса, несчастного случая с коронелем Рамосом — к счастью, исправленного — и нескольких незначительных травм, общий счет действительно был очень небольшим. Конечно, это может продолжаться еще долго, но если команда или наши гости будут продолжать избегать несчастных случаев и увечий, как они это делали, я почти боюсь, что забуду основы своей профессии. — Заметив его непосредственную озабоченность, я улыбнулся поверх своих очков-полумесяцев. — Я не говорю это всерьез, Мортлок, но все-таки хорошо иметь работу, не так ли? В некоторых других рейсах судовой врач был также натуралистом или ботаником: очень полезный способ максимально использовать месяцы, проведенные в море. Но в этих мрачных, сырых широтах стремление к знаниям вряд ли возможно. Чем дальше мы продвигаемся, тем больше у меня портится настроение. Моря становятся все более серыми, небеса — все более бледными, а очертания суши — все более однообразными, когда мы их видим. Вы видели хоть одно живое существо с тех пор, как мы обогнули мыс Горн?
Он возвел глаза к потолку, напрягая память. — Одну-две птицы, сэр, и, по-моему, тюленя, хотя до него было еще далеко.
— Думаю, мы оба можем согласиться, что это скудный набор для монографии. — Я отложил ручку, закрыл чернильницу пробкой, промокнул рукопись и аккуратно закрыл ее. — В чем дело, Мортлок? Кажется, мы только что пробежали совсем близко от тех скал. Что-то случилось?
— Я думаю, сэр, это была небольшая заминка, но в конце концов мы справились с ней вполне достойно.
Я нахмурился. — Справились?
— Трещина мастера Топольского, сэр. Доктор. Та щель в скалах, которую искал русский. Они нашли ее прошлой ночью, капитан проверил приливы и ветры, мистер Фитцпатрик добавил в котел еще антрацита, и мы прошли через нее легко, как крыса в масле. — Он прищурился, глядя на меня так, словно у одного из нас или у обоих было какое-то временное расстройство. — Вам никто не сказал, что происходит?
— Возможно, так оно и было, — признался я, вспомнив, как мои мысли блуждали за последним капитанским столом, как только разговор зашел о вопросах навигации. — Что-то насчет того, чтобы отправиться в защищенные воды в соответствии с чем-то, представляющим интерес для мастера Топольского?
— Вы все поняли, сэр, и никакой ошибки быть не может. Но, думаю, вам лучше услышать остальное от самого капитана. Вот почему он послал меня вниз, чтобы я привел вас наверх.
— Это вопрос медицинского характера? — спросил я с растущим интересом.
— Нет, не это, сэр, доктор. Но вы же ученый человек, и все такое, и это зад-нее, о котором все время упоминают…
— Я думаю, это и есть то самое Сооружение, Мортлок, — мягко поправил я, и кое-что из вчерашнего разговора наконец всплыло в моей памяти. — Похожее на паука пятно на карте Дюпена.
— Карта Дюпена, сэр? Я не уверен, что видел хоть одну из карт старого желторотика. Он очень привязан к ним. Не выпустит их из своего сундука, если рядом будет еще кто-нибудь.
— Что ж, возможно, вас там не было, когда нам объясняли карту, но я хорошо помню этот объект и его видимые размеры. Если он существует — даже если это груда щебня, — это действительно будет чудом нашего времени.
— Но, похоже, вас это не слишком беспокоит.
— О, я буду совершенно доволен, если это окажется правдой, потому что тогда капитан Ван Вут получит часть обещанного ему бонуса, а это пойдет на пользу «Деметре» и ее команде. И, полагаю, я бы тоже не отказался от своей доли этого бонуса. Но на этом мой интерес заканчивается. Нет такого закона, который гласил бы, что каждым человеком должны руководить те же побуждения, что и его собратьями. — Я проницательно посмотрел на него. — Что движет вами, Мортлок?
— В основном, пирог, — отреагировал он, потянувшись к своему уменьшившемуся животу, который ему, несомненно, хотелось набить. — И немного грога. И история, если она будет хорошо рассказана. Я имею в виду, такая, как у вас.
— Вы так добры.