— Если он носит с собой такое оружие на корабле, наполненном водородом, это еще один удар по нему, — сказал Ван Вут. — И я гораздо менее склонен это прощать [тем не менее несколькими страницами ранее экипаж дирижабля пользуется винтовками, когда сбивает с потолка препятствия на пути судна].
Рамос отвел Топольского обратно в его каюту, но Мергатройд последовал за ним, не из-за каких-либо сомнений в чести мексиканца, а чтобы убедиться, что с русским все в порядке. Я ждал в гондоле, размышляя, станет ли ложь о «Европе» достаточным предлогом, чтобы заставить нас вернуться обратно по шахте, к нормальному дневному свету внешнего мира. Но Ван Вут тихо разговаривал со своими людьми, обсуждая различные стратегии, как приблизить нас как к Сооружению, так и к месту крушения.
— Мы же не отказываемся от его дела? — рискнул спросить я.
— Его дело может провалиться сквозь землю, Сайлас. Но мы летчики. — Он кивнул на то, что осталось от другого дирижабля. — Они тоже были летчиками. Среди нас существует братство, и мы не оставим их тела в этом богом забытом подвешенном состоянии.
«Деметру» закрепили на потолке. Это была сложная и чреватая последствиями операция, но команда была к ней готова. Мортлок и его люди вышли на поверхность с лестницами, захватами и буровыми устройствами, забивая крюки в скалу над нами. На завершение работ ушло двенадцать часов, в течение которых всегда существовал риск того, что какой-нибудь кусок скалы или льда отвалится и проткнет нас. Однако, если не считать нескольких трещин от потревоженных обломков, потолок сохранил свою целостность. Так и должно быть, — подумал я, рассматривая немыслимую массу материи, нависшую над нами, а затем пожалев, что вообще об этом подумал.
Как только основная задача по обеспечению безопасности «Деметры» была выполнена, началась вторая, более проблематичная часть работы. Мы пришвартовались примерно в четырехстах футах от «Европы», что было настолько близко, насколько Ван Вут мог позволить, учитывая неопределенный характер Сооружения. Это означало, что промежуток нужно было каким-то образом преодолеть. К этому тоже были готовы. С кропотливой тщательностью и неторопливостью люди продвигались вперед, закрепляя на потолке пары небольших крюков с интервалом примерно в десять футов, к которым можно было подвесить что-то вроде веревочного моста. Мост можно было удлинять только по частям, и людям, устанавливавшим крюки, приходилось работать за пределами последнего безопасного места крепления на консольных платформах, а под ними была только эта ужасная пустота. Однако это были летчики, и годы службы привили им веселое пренебрежение к фактам своего возвышения. Они насвистывали во время работы и прогуливались взад и вперед по хилому деревянному настилу, как будто это было самое прочное и широкое шоссе из когда-либо построенных.
Я не мог больше смотреть на этих людей, ожидая неизбежной аварии, поэтому испытал некоторое облегчение, когда Рамос спросил меня, можем ли мы поговорить. Я предложил ему зайти ко мне в каюту через несколько минут и уже был там, когда он пришел.
— Без сомнения, это трудно для вас, — сказал я, приглашая его сесть и наливая порцию скотча. — Вы доверяли ему, но и мы все тоже. Я считаю, что вы справились с этим делом так же хорошо, как мог бы любой человек на вашем месте.
— Это не первый раз, когда мне приходится присматривать за трудным клиентом, — сказал Рамос, беря стакан. — Так совпало, что другой человек тоже был русским, хотя и совсем другого происхождения, чем наш спонсор.
Он раз или два упоминал об этом инциденте, и я был не настолько глуп, чтобы выпытывать у него подробности. Я знал только, что человек, о котором шла речь, был политическим эмигрантом, вынужденным бежать в Мексику после недавних беспорядков на своей родине, и что он был убит, находясь под предполагаемой защитой Рамоса.
— Если хочешь узнать о трудных клиентах, спроси врача, — сказал я ему по секрету.
Он потер заживающий ожог от радия.
— Как поживает мальчик?
— Беспокойно. Управляемо. Возможно, подвержен маниакальному нарциссизму.
— Теперь Топольский будет не в том положении, чтобы требовать от него слишком многого.
— Да, — кивнул я. — Но я не уверен, что это сильно повлияет на Дюпена. С ним что-то случилось, и его лихорадка — странная часть этого. Если у него и есть инфекция, я не могу определить ее источник. Он не выглядит заразным.