Выбрать главу

Сидни вытаращил глаза, однако вежливо ответил, что весьма польщен.

– Да, молодой человек, так говорит ваш язык, а вот глаза выражают совсем иное. Впрочем, мне безразлично, угодно вам мое общество или нет. У себя в доме я делаю что пожелаю. Идемте.

С этими словами джентльмен зашагал в столовую, а изумленный гость поплелся следом. За едою оба по большей части молчали: Храбрун деловито уничтожал жирного жареного гуся, а Сидни размышлял, что за дикие нравы в стране, где хозяин гостиницы может докучать постояльцам. Когда слуги удалились, поставив на стол вино, пожилой джентльмен начал выказывать все признаки, что имеет желание поговорить. После нескольких «гм» и «м-да» он нарушил тишину следующим вопросом:

– Значит, молодой человек, вы говорите, что приехали из Англии?

– Да, сэр, – ответил Сидни коротко.

– Нечего так морщить свой маленький носик. Небось считаете, что обедать со мной – ниже вашего достоинства, э?

– Уверяю вас, сэр, я вообще об этом не думал.

– Ах, не думали! Сомневаюсь. Но, доложу я вам, любой дворянин в Стеклянном городе, не говоря уж об английском школяре, должен почитать за большую честь такое одолжение со стороны члена преславной «Дюжины».

– Так вы тот самый Храбрун, который увенчал себя неувядаемыми лаврами, сражаясь в рядах отважных воителей?

– Верно, я тот самый отчаянный рубака, о котором вы говорите. Теперь я отложил саблю и воюю только с бутылками в погребе.

– Стали из героя трактирщиком? Какая перемена!

– Ну, в нашем непостоянном мире случаются перемены и покруче. К тому же я, еще будучи простым солдатом, мечтал о собственной уютной харчевенке. Я всегда был не дурак выпить. – Он приложился к стакану. – Мне ли горевать, что на старости лет у меня свой кабачок и нет отбоя от посетителей.

Сидни кивнул, и старый вояка продолжил:

– А теперь скажите, приятель, что привело вас в такую даль?

– Желание видеть мир.

– Само собой. И может быть, желание занять в нем местечко повыше. А? Угадал?

– Не отрицаю, сэр. Людям свойственно честолюбие, и тот, кто начисто его лишен, либо выше, либо ниже человека.

– Вы говорите как оракул, а маркиз, как я вижу, уже прибрал вас к рукам, так что не сомневаюсь – вы далеко пойдете.

– Сэр, а этот маркиз Доуро не сын ли его светлости герцога Веллингтона?

– Он самый.

– Насколько можно судить по внешности, ему от силы лет восемнадцать-девятнадцать?

– Девятнадцать, я думаю.

– И как человек в столь младых летах может обладать такой властью, какой он, судя по всему, пользуется?

– Слышу голос безбородого юнца! Разве тот, кто превосходит других талантами, не добивается наибольшего признания?

– Добивается, конечно, но таланты маркиза просто не имели времени достичь полного расцвета.

– Они и не достигли. Однако того, что видно уже сейчас, вполне довольно, чтобы все поняли: не рождался еще человек, в большей степени отмеченный печатью гения.

– Поразительно, что вдобавок к редкостному уму, а также всем преимуществам крупного состояния, высокого титула, манер и знатного рождения, природа одарила его таким безупречным изяществом, такой правильностью и красотой черт. Вы не находите, что он в высшей степени хорош собой?

– Да, малый он хоть куда, посильнее и покрепче большей части вашего брата молодого дворянина, да и боксер изрядный. Но что это: я смотрю, вы не притронулись к своему бокалу? Надо промочить горло, иначе какой толк сидеть и болтать. Итак, за маркиза! До дна!

Сидни охотно присоединился к тосту, затем возобновил расспросы.

– А герцогиня, его матушка, жива?

– Умерла два года назад. И как же долго и горько скорбели о ней дети и муж, ибо свет еще не видывал королевы, супруги, матери и женщины лучше!

– У маркиза есть сестры?

– Нет, только один малолетний братец.

– Они схожи нравом и обликом?

– Ничуть. Лорд Чарлз – лживый, назойливый, отвратительный маленький уродец, которому нравится чернить всех благородных людей и водить дружбу со всеми низкими и подлыми.

– И впрямь удивительно, что братья столь различны. Однако я еще не спросил вас о нраве маркиза: добрый он или напротив?

– Хм. Трудно сказать. Думаю, серединка на половинку. С теми, кого любит, он ангел, а с теми, кого ненавидит, – сущий Люцифер.

– Так я и полагал. По его темным глазам видно, что порою они способны метать молнии.

– Вы бы ничуть в этом не сомневались, случись вам, как мне, видеть его в приступе гнева, когда он хмурится и темнеет лицом, – ни дать ни взять грозовая туча.

– Кажется, вы сказали, что у него нет сестер?

– Сказал.

– А что за молодая дама живет во дворце Ватерлоо?