— Звал, высокородный? — спросил я отдуваясь. Ой, как ходить неприятно.
— Ты что это хромаешь, Даль? — обеспокоился он. — Упал с коня?
— Не-а, — отмахнулся я. — Не падал. Задницу, вот, седлом натер.
Старик обеспокоился еще больше:
— Куда Малкут смотрел? Что ему сказано было?
Я заторопился:
— Кричал он мне, чтоб слазил. Я сам виноват — не послушался. — Вот незадача, лишнего словца не сказать.
— Точно? — недоверчиво спросил старик.
— Да чего мне врать-то, высокородный? Клянусь острогой Морского Старца!
Старик улыбнулся:
— Острогой, говоришь? — переспросил он. — Ходить, поди, больно?
Я вздохнул с облегчением: кажись, отвел от Малкута бурю. Досталось бы конюху ни за что, ни про что.
— Терпеть можно, — успокоил я старика, а сам на огневика глазом кошу.
Я в Тебай, во дворце высокородного Ставра, огневика впервые увидел. Обычных коней — этих я насмотрелся сколько угодно, а баюновых скакунов даже издали видеть не приходилось: не было огневиков на Рапа. Огневика ни с какой другой лошадью даже во тьме, на ощупь, не спутаешь. Даром, что масть у него огненно-медная. Грива у огневика короткая и топорщится, а хвост совсем не конский — короткий и меховой, на лисий смахивает. А по хребту у него длинная шерсть вьется, ровно у барана. Когда Баюн на огневике скачет, он лапами в густую шерсть и вцепляется. Жеребчик высокородного старика Баюнов, само собой, и в глаза не видывал — среди людей родился. По сказам, огневики среди людей появились с той поры, как в мир на огненном коне прискакал Баюнов Сын; два дара сделали Баюны своему приемышу гусли подарили своей работы и огневика дали в товарищи. Есть и второй сказ, но он еще на два делится. По первому дело было так: к Баюнам отправились Баюновы Внуки, прямой крови потомки Гусляра, и попросили дать им огневиков, а Баюны не отказали в память о названном сыне из людей, но, дав огневиков, велели убраться восвояси. А по второму: лихие люди забрались в Баюновы Земли и угнали малый табун. Ежели так оно и было, то таких смельчаков надо еще поискать.
— Красив шельмец! Верно? — крякнул высокородный Ставр, любуясь жеребцом.
А тому надоело кружить по загону и он подбежал к старику, ожидая угощения. Старик протянул огневику краюху хлеба, посыпанную солью. Тот взял хлеб мягкими светло рыжими губами и фыркнул на меня.
— Ты ему нравишься, — поведал мне старик и спросил, — Хотелось бы вскачь на огневике?
Ну да… А кому бы не хотелось? Я как огневика увидел, так у меня сердце захолонуло. Потому и решил я обучится верховой езде. Денег у меня теперь куча, может, и найду того который меня примет — огневика, так запросто, не купишь: он сам себе всадника выбирает и только ему дозволяет себе на спину садиться. Еще Баюновы Внуки с огневиками запросто управляются, — ну, да то и понятно: их же кони. Мне Малкут много об огневиках рассказал. А еще они седла не признают и узды тоже, и человеческую речь понимают. Найду я себе огневика и будет мне душа родная на свете.
— Хотелось бы? — опять спросил старик.
Я кивнул и показал на жеребца:
— А вдруг он не захочет?
— А я его спрошу. — И старик принялся подзывать огневика, который, съев хлеб, опять закружил рысью по загону.
— Не надо, — отказался я и добавил. — Куда уж мне сейчас с такой задницей?
Огневик прервал бег и подошел на зов старика, и склонил лобастую голову, как бы спрашивая: «Чего звал?» Высокородный протянул ему вторую краюшку. Конь удивленно фыркнул.
— Потом, потом, Ладный… — сказал старик жеребцу.