Схватив подушку, Ромейн прижала ее к лицу и уже не таясь, закричала. Господи, это просто ужасно! Такое ощущение, что ей отпиливают руку тупой ржавой пилой.
Приступы боли продолжались около пятнадцати минут. Ромейн каталась по кровати, сбивая простыни и одеяло в один тугой жгут, сдавленно рычала, искусав до крови губы и измочалив подушку. Но постепенно боль стала проходить. Вскоре ее уже можно было терпеть и только тогда Ромейн решилась посмотреть на свое запястье.
Метка была ярко-красной и пульсировала в такт ее сердцу. На ней четко обозначились линии, глядя на которые девушка забыла о боли. На руке образовался ясный рисунок, изображающий сокола, силуэт которого оплетала витиеватая буква "Р".
- Рэйвенхилл, - хриплым голосом произнесла Ромейн, не сводя глаз с метки, - я - Рэйвенхилл.
Встав на дрожащие и трясущиеся ноги, девушка осторожно подошла к зеркалу, стараясь двигаться как можно медленнее и не упасть ненароком. Приступы боли вымотали ее так, что силы почти ни на что не оставалось. Отражение в зеркале подтверждало это. Оттуда на Ромейн глянуло бледное мокрое лицо со спутанными волосами и глазами, обведенными темными кругами.
Выпив залпом два стакана воды, Ромейн кое-как расправила постель и упала на нее. Итак, если вспомнить слова Меора, то получается, что сегодня ночью ей исполнилось шестнадцать. Поздравляю, замечательный день рождения получился. И в качестве подарка, огромное красное пятно на запястье и жуткая боль, выжавшая ее словно лимон.
Теперь она и не уснет, хотя усталость навалилась на нее подобно огромному кому. Слишком утомлена, к тому же в комнате очень душно. Невыносимо душно. Просто дышать нечем. Ромейн поморщилась и в следующее мгновение окно распахнулось, едва не сорвав створки с петель. В комнату ворвался ледяной порыв ветра. Он пронесся по помещению, с6расывая на пол вещи, вскружив бумаги на столе, выдув пепел из камина и даже волосы Ромейн поднялись дыбом.
Ей сразу стало холодно. Впрочем, окно тут же захлопнулось. Накинув на себя одеяло, девушка глубоко задумалась. Да что же это такое? Ей и раньше было сложно держать себя в руках. А теперь... Что это получается? Ей стоит только подумать о чем-либо и ее желание тут же исполняется. И как в этом случае себя контролировать? На какое-то мгновение Ромейн охватила паника, отчего графин на столе задрожал и завибрировал. Но девушка на удивление быстро взяла себя в руки.
Так, стоп. Главное, не паниковать. Сейчас это просто опасно. Еще опаснее, чем раньше. После оформления ее родового знака сила в ней стала рваться наружу. Но ее можно удержать. Она только что это сделала. Разумеется, можно главное, немного потренироваться. Если на то пошло, умеет же это делать Меор. В его присутствии вещи не ломаются, не падают и не взрываются. А раз умеет он, и она научится.
Забавно, но эта мысль очень помогла Ромейн взять себя в руки. Она еще немного полежала, прислушиваясь к собственным ощущениям и загоняя силу поглубже, почти поняла, как это делается и на полпути к осознанию этого заснула.
Наутро широкий браслет плотно охватывал руку Ромейн, скрывая оформившийся знак и сама она выглядела так, словно спокойно спала эту ночь. Словно и не было такого резкого пробуждения перед рассветом. Глядя на ее невозмутимое лицо, никто бы не догадался, что Ромейн нервничала и очень боялась сорваться. Ведь ее гнев будет куда более ужасным, чем гнев простого смертного. Пожалуй, слова Меора о разнесении замка по кирпичику не были преувеличением.
Оливетт встретила ее не в таком взвинченном расположении духа, как обычно в последнее время. Сегодня она выглядела спокойной, но все равно бросала в сторону Мэгими злобные взгляды. Да, Мэгими была здесь с самого утра. Должно быть, она и ночевала в этой комнате, только Ромейн не могла понять, где именно. Может быть, свернувшись клубочком в любимом кресле королевы? Как занятно. Кстати, "занятно" - любимое словечко принца Филиппа. Когда это оно успело к ней прилипнуть?
- Доброе утро, госпожа - поприветствовала девушка королеву, напрочь игнорируя Мэгими.
Та перекосилась, должно быть, ее терпение начинало давать трещину. Неудивительно. Удивительно, что этого не случилось раньше.
- Доброе, - проскрипела Оливетт, - ничего доброго в нем не нахожу. С самого утра, проснувшись, видеть перед собой это, - и она сделала пренебрежительный жест в сторону своей наблюдательницы.