– Но время! – произнес он, виновато улыбнувшись и вздохнув. – Время!
Так значит, он выяснил, кто я, и знал о моем семинаре по досократикам. Это мне польстило. Он торопился закончить к сроку книгу о русском пианисте Самуиле Фейнберге. Я никогда раньше не слышал о Фейнберге и почувствовал, что эта работа добавляет моему собеседнику какое-то новое измерение. Я пожалел, что не познакомился с ним поближе. Если он свободен и хочет прийти на небольшой прощальный прием в нашей почти пустой квартире (я сказал, что в ней осталось всего четыре стула), – то я буду очень рад его видеть. Он придет? «Обязательно», – ответил он так быстро, что я не знал, верить ему или нет.
А еще была Эрика. Мы вместе ходили на йогу. Иногда она появлялась необычайно рано – в шесть утра, – как и я; иногда мы оба приходили очень поздно, в восемь вечера. Иногда мы даже приходили два раза за день, в шесть утра и в шесть вечера, будто искали друг друга, но не надеялись увидеться дважды. Ей нравилось место в углу, а я всегда вставал в футе от нее. И, даже когда ее не было, клал коврик на расстоянии примерно четырех футов от стены. Сначала лишь потому, что мне нравилось наше привычное расположение, но потом я понял, что таким образом незаметно занимаю место и для нее. Однако ни я, ни она не посещали занятий регулярно, вот почему нам понадобилось немало времени, чтобы просто начать кивать друг другу при встрече. Иногда, лежа с закрытыми глазами, я вдруг слышал, как кто-то опускается на коврик рядом со мной. Не открывая глаз, я понимал, кто это. Даже когда она подходила к нашему уголку босиком, я узнавал ее осторожные робкие шаги, звук ее дыхания и то, как она, слегка покашливая, устраивалась на коврике. Заметив меня в зале, она всегда удивлялась и радовалась – и не скрывала этого. Я вел себя осторожнее и притворялся застигнутым врасплох, как бы говоря взглядом: «О, это ты». Я не хотел демонстрировать свои желания, не хотел создавать впечатление, что хочу от нее чего-то большего, чем просто легкой болтовни в коридоре, когда мы, сняв обувь, ждали, пока выйдет предыдущая группа. Мы всегда вежливо, но с некоторой иронией обсуждали наши посредственные достижения в йоге, или жаловались на плохого инструктора, вышедшего на замену, или со вздохом желали друг другу приятных выходных, услышав, что прогноз погоды обещает дождь с грозой. Мы оба знали, что все это ни к чему не ведет. Но мне нравились ее стройные ноги и гладкие плечи, сияющие от летнего загара, которые, казалось, еще с прошлых выходных упрямо хранили запах солнцезащитного средства. И все же больше всего мне нравился ее лоб – не плоский, но округлый, казалось, он скрывает мысли, которые я не мог уловить, но хотел узнать, поскольку каждый раз по ее лицу было видно, что улыбается она не без задней мысли. Она носила обтягивающую одежду, подчеркивающую ее тонкие икры, так что, дав волю фантазии, я легко мог представить ее ноги, поднятые на девяносто градусов в позе випарита карани: вот ее пятки прижимаются к моей груди, пальцы ног касаются моих плеч, а я при этом стою на коленях, глядя на нее и держа руками за лодыжки. И тогда, если она согнет ноги и медленно обхватит мою талию коленями, одного ее вздоха или стона будет достаточно, чтобы я понял – она для меня больше, чем просто товарищ по йоге.
Я сказал, что думаю пригласить на прощальную вечеринку нашего инструктора по йоге. А они с мужем не хотят прийти? «С удовольствием», – ответила она.
И вот они оба пришли. Погода для ноября стояла теплая, мы распахнули французские окна, и по комнате носился речной ветерок; пламя свечей на подоконниках трепетало, и мы все чувствовали себя героями фильма: то был волшебный субботний вечер, когда все шло так, как надо. Я только представлял гостей друг другу и умело их расспрашивал: нужно было, чтобы вопросы не казались избитыми и отрепетированными, такими, какие задает хозяин дома, когда чувствует, что гостям больше не о чем поговорить. Как вы поняли финальную сцену фильма? Что думаете о двух стареющих актерах? Вам понравился этот фильм так же, как и предыдущий того же режиссера? Мне, похоже, нравятся такие, которые вдруг заканчиваются песней. А вам?
То была моя прощальная вечеринка, но я по-прежнему оставался на ней хозяином: следил за тем, чтобы просекко лилось рекой, чтобы все чувствовали себя легко и непринужденно. И эти двое легко и непринужденно стояли, прислонившись к стене, и болтали, и когда я время от времени к ним присоединялся, то чувствовал, что мы – отдельная команда. Если бы все вышли из комнаты, мы бы этого и не заметили и продолжили бы беседу о той или иной книге, об этом фильме и той пьесе, и темы бы перетекали одна в другую, и мы бы во всем друг с другом соглашались.