— Как он?
— У него все в порядке, кстати, последние годы сын служил вместе с Ивоном и вернутся они тоже вместе.
Ивон… Что-то знакомое, но я никак не могла понять, кого сейчас упомянул капитан. Ах, да, точно!
— Ивон? Тот юнга, который работал на вашем корабле и собирался жениться на мне, если мой муж погибнет в Африке?
Лагард со смехом кивнул.
— Боюсь, правда, что он был бы в очереди после меня. Я все еще не против жениться на вас хоть завтра, Мэри.
Я покачала головой, но не смогла сдержать улыбки.
— Кристоф, не надо. У меня морщины, седые волосы, очки для чтения, и я уже четыре года как бабушка. Так себе невеста, честно говоря.
— Вы всегда будете лучше всех, Мэри, — голос Лагарда стал серьезным, и я на мгновение смутилась.
— Не будем забывать, что я замужем и очень крепко замужем. Да и вы женаты, — напомнила я Лагарду.
— Я уже вдовец, Мэри. Аиша умерла больше двух лет назад.
М-да, вот почему я вечно попадаю в неловкие ситуации в разговоре?!
— Ох, Кристоф, простите.
— Все хорошо, Мэри, вы же не знали. Да и мы с женой никогда не были близки, — говоря это, Лагард снова смотрел мне в глаза, и я вдруг поняла, от чего он не был близок с женой. Кажется, все эти годы причиной была я.
— Почему вы ничего мне не писали об этом?
— Это произошло вскоре после того, как вы потеряли сына, Мэри. Не думаю, что вам тогда хотелось погружаться в мои проблемы.
Я рассеянно кивнула. Если честно, я вообще почти не помню то время.
— Вы скоро уедете, и неизвестно, когда вы встретимся вновь. Я хочу кое-что отдать вам, — с этими словами Лагард вытащил небольшую коробочку из внутреннего кармана пальто и протянул ее мне. — Откройте, Мэри.
Дрожащими пальцами я взяла в руки коробочку и ахнула, заглянув внутрь: там лежала диадема с сапфирами. Та самая диадема, которую Мэтью подарил мне в день появления на свет близнецов, и которую я продала восемнадцать лет назад, чтобы помочь Мэтью в Африке.
— Но как? Откуда? — только и смогла произнести я, касаясь диадемы. Так странно, Чарли уже нет, а моя диадема, подаренная в день его рождения, вновь вернулась ко мне. Жаль, что нельзя обменять все украшения мира на Чарли… Я чувствую, как из моих глаз начинают капать слезы и даже не пытаюсь сдержать их. Отчего плакать при Лагарде мне не было стыдно.
— Вы рассказывали мне о том, как продали украшения, чтобы оплатить путь в Африку, Мэри. Помните, вы описали мне их, когда я спросил? Уже тогда на корабле я пообещал себе вернуть вам хотя бы что-то из вашей коллекции и, наконец, пару месяцев назад я нашел на аукционе в Бостоне эту диадему. Расспросив владельца, я узнал, что ее купили у лондонского ювелира и понял, что, вероятнее всего, она принадлежит вам.
Я неверяще покачала головой.
— Вы помнили эту историю восемнадцать лет? — поразилась я.
— Я всегда о вас помнил, Мэри.
— Боже… — я глубоко дышала, стараясь успокоиться. — Нет, Кристоф, я не могу ее принять, она стоит целое состояние.
— Мэри, она ваша. Прошу, пусть это будет моим единственным подарком вам за все эти годы. Просто подарок от друга.
Я смотрела в глаза Лагарда и понимала, что он не потерпит отказа. Я ощутила стыд от того, что никогда не смогу дать Кристофу то, чего он так хочет.
— Вы мой самый лучший друг, — я встала на цыпочки и быстро поцеловала Лагарда в щеку.
Капитан улыбнулся.
— Пусть так и будет.
Когда мне уже было пора уходить, Кристоф взглянул мне прямо в глаза и тихо сказал:
— Я всегда буду вас ждать, Мэри, и всегда надеяться.
Я шла домой, глотая слезы, и они были вовсе не от того, что я не знала, как объяснить Мэтью возвращение диадемы.
Декабрь 1918 года, Велчестер
Я думала, что в этот раз адаптация к мирной жизни пройдет гораздо легче, ведь я уже примерно представляла, чего ожидать, но, разумеется, без сюрпризов не обошлось. Я не могла заново привыкнуть к неудобным корсетам, пышным нарядам и отсутствию работы каждый день с утра до вечера. У меня было слишком много времени на собственные мысли, которые далеко не всегда были радостными.
Вернувшись домой, я словно бы заново пережила смерть Чарли, зайдя в его комнату и осознав, что сын больше никогда не вернется. Собрав всю волю в кулак, я приказала слугам сделать из его старой спальни детскую гостевую для Фрэн, а потом проплакала полночи, сжимая в руках вновь обретенную диадему. Эта боль не стала меньше, я просто привыкла к ней, но порой она все еще волнами накрывала меня.