— Знаю, но, — пытаюсь поймать его лицо руками, но он уворачивается от моих ладоней и снова куда-то идёт.
— Никаких «но», мы вернёмся сейчас же.
— Илья. А смысл был какой?! Какой был смысл? — кричу я, потому что вместе с темнотой наступает какая-то странная глухота. Словно сверху нас накрыли банкой, как мелких букашек.
— Раскрыть самому себе глаза, что не все, кто тебе нравится, окажутся в итоге хорошими добропорядочными людьми. Вот, например, мой отец, — плюнул он это слово, — кто он вообще такой? Кто? Он монстр, чудовище!
— И всё же ты здесь ради правды! Так найди, найди ты эту правду, и покончим с этим раз и навсегда, — в дымке я вижу, как блестят слёзы в глазах Ильи, и мне становится вдвойне тяжелее на душе. У самой мысли не перевариваются после кошмаров, пережитых здесь. А после сцены в клубе мне кажется, что там лежала моя личная фотография, а не Марины. Словно это меня приговорили к страшной смерти. Такое потрясение отложиться в памяти у меня и парня надолго.
Илья резко берёт мою руку, и снова мы погружаемся в кромешную темноту.
Мы стоим на том же месте, где и вначале дня. Дом из кирпича возвышается над нашими головами. В доме не горит свет, все спят. Глубокая ночь, и только Луна светит нам среди ветвей деревьев.
Машина Селезнёва припаркована кое-как сбоку дома. За рулём пусто. Значит он приехал один.
На этаже, где располагалась квартира Селезнёва и Марины, не горел свет. Через минуту фигура Бориса выбегает из подъезда, тяжело дыша и чертыхаясь.
— Твою ж, — вскипает он и бежит до своей машины. Садиться за руль и выкручивает резко вправо, выезжая со двора.
Ворох из пепла мешает нормально идти, но мы особо и не стараемся с Ильёй догнать машину, так как через какое-то время она глохнет в очередной арке лабиринтов домов. Слышно, как Борис ругается и стучит по приборной панели и рулю авто. Тщетно. Машину этим не заведёшь, а только себя разозлишь.
Борис выходит и открывает капот машины, пытаясь разобраться в проблеме, но вместо этого материться и снова захлопывает крышку авто.
Тут сзади выскакивает свет фар, подъезжающей машины. Борис прикрывает глаза своеобразным козырьком и пытается разглядеть автомобиль. Мы с Ильёй стоим в стороне и тоже наблюдаем за всем происходящим.
Из машины выходят двое. Один бугай под два метра ростом, а второй среднего телосложения мужчина с ломом в руках. Лом он ударяет о ладонь другой руки, словно подразнивает выбранную им жертву.
Кто это?
— Давно не виделись, Борис, — говорит человек с ломом, переставая хлопать им по ладони.
— Кто это? — спрашивает Борис и продолжает щуриться. Свет слепит его нещадно. — Свет-то выруби!
— А ты что, разве не узнал старого друга? Это же я, Миша Куницын. Твой старый товарищ, — смех незнакомца похож на шелест сухой травы. Кажется, мы были с Ильёй правы. Разборки старых товарищей стали роковыми в жизни Бориса.
— Миша? — пытается рассмотреть фигуру приехавшего мужчины Селезнёв и подходит чуть ближе. — А у меня тут машина заглохла.
— Вижу, — хихикает Михаил и переглядывается с бугаем, который не проронил ни слова. — Андрей Иваныч, поможем бедному Борису?
— Почему это я бедный? Не бедный, — гордо заявляет Борис, вдёргивая подбородок, и подходит к двери своей машины. — Да и помощь мне от тебя не нужна. Сам справлюсь.
— Как же, — лом в руке зажат крепко, кулаки белые, как снег. — Нужна. А мы и рады помочь будем. Да, Андрей Иваныч? — бугай лишь кивает, исподлобья, как бульдог, смотря на Бориса.
— Миш, не надо. Ты здесь какими судьбами в такой поздний час? — бормочет в ответ Борис, и в его голосе слышна еле уловимая дрожь. Интересно, уловил ли её Михаил?
Смех Михаила свистит в летнем воздухе подворотни, а Борис опасливо глядит на него.
— Решил повидать своего старого друга.
— Повидал, теперь можешь ехать. За меня не беспокойся, — бросает Селезнёв и отворачивается. Михаил подходит ещё ближе. Кожаная куртка сидит на нём, как влитая. Волосы чёрного цвета, глаза горят опасным огнём. Сразу понятно, что этот мужчина приехал сюда с таким орудием не просто так.
— Да я в жизни за тебя не беспокоился, а тут представляешь, бац, и забеспокоился! Видишь ли, поганец, я по твою душу не просто так приехал! — смех прекращается. Михаил становится строгим и серьёзным. Тело напрягается и напоминают скалу, чем плоть и кровь.