Господи… Господи… пожалуйста…
Но тот, кто свыше только молча наблюдает за тем, что происходит сейчас в спальне. И ничем не помогает ей.
Она не может. Она просто не может. Не сможет. Она не может чувствовать это больше… Его пальцы… Чужие пальцы…
Бэт цепляется руками в изголовье кровати, а потом вдруг нащупывает пальцами, что одна из реек шатается. И начинает еще сильнее раскачивать ее, стараясь не думать о том, что Джерри делает с ее телом сейчас. Замирая, словно смирилась с происходящим. Внутри все горит огнем от этих пальцев, которые терзают ее. В голове начинает стучать.
Ты слабая. Там за стенами ты либо мертва, либо чье-нибудь бремя. Ты слабая…
Как мне повезло, что ты не боец…
Ты – балласт в таком мире, как этот…
Взгляд заволакивает темнота, надежно захватывая в свои объятия. Голоса постепенно становятся тише и тише…
Бэт приходит в себя от холода, неприятно скользящего по обнаженной коже. За окном уже светло, но по-прежнему шумит дождь. На ее груди лежит то, что раньше было светловолосой головой Джерри. Все вокруг – она сама, Джерри, кровать, обои в спальне, зеркало, светлые занавеси на окне – заляпано кровью. Одна ее рука свободна, в ней зажата металлическая статуэтка виолончелистки, вторая по-прежнему привязана к кровати. Она дергает и дергает руку, пока не выламывает одну из реек, к которой привязана ее рука. Ткань пропитывается ее кровью, настолько больно полоска впивается в кожу при этих попытках.
Она сталкивает с себя тело Джерри и уходит в ванную. Совсем не соображая ничего… ни о чем не думая. Видит свой рюкзак, а в нем черную рукоять пистолета. Медленно обхватывает пальцами и вытаскивает пистолет из рюкзака. Просто сидит и смотрит на него. Чувствует, как ее начинает колотить….
Потому что в голове мелькают картинки. Быстро. Как в чертовом калейдоскопе.
Твою мать, он же О’Донелл! Как она могла даже не заподозрить ничего…
Как она попала в этот госпиталь? Что она там делала? Где были остальные? Она не помнит их имен и неясно видит их лица. Только чувствует руку на спине. Между лопаток. Которая только на секунду вырывает из мрака. Из власти демонов, терзающих разум. А потом как затмение… удар ножницами в плечо и дикая боль в голове…
Где остальные сейчас? Их убили? Господи… их убили из-за нее… там, в том коридоре…
- Сколько людей должны умереть, спасая тебя? – звучит издевательский голос в голове.
Она еще сильнее сжимает рукоять пистолета окровавленными пальцами.
- Давай, Грин! Пусти себе пулю в лоб, и докажи мне, что ты долбанная идиотка!
Прямо перед собой у самых пальцев ног она видит сейчас носки ботинок, которые так отлично успела изучить в охотничьей кабине. Которые пинали ее, когда так хотелось заснуть и никогда больше не просыпаться.
- Тебя нет, чертов идиот, - темнота начинает медленно отступать при звуке его голоса. Она снова ставит на предохранитель и расслабляет пальцы на рукояти. - И я не собираюсь пускать себе пулю в лоб.
- Угу, я так и подумал. Ты взяла его просто подержать сейчас, да? Поднимай задницу, Грин. Не время рассиживать. Надо проверить, не обратится ли этот мудак. Не хватало долбанного ходячего, пока ты тут отдыхаешь. Поднимайся, Грин! Не время сидеть и скулить. Ты переживешь и это. Ты жива. Руки-ноги при тебе. Вот, что охренительно важно. Помнишь? Это важно. Это важно. Твоя жизнь. Остальное – пускай по херу…
- Я убила человека. Снова. Это уже пятый… Это пятый.
- Я тоже убивал людей. Но не веду им херова счета. Хочешь вспоминать каждого?
- Нет, я не хочу их вообще вспоминать.
- Умница. А теперь поднимай свою задницу, Грин, и проверь трупак. И… Грин… тебе надо что-нибудь накинуть… ты, конечно, охренительна, но сейчас зима… странно загорать голышом…
- Иди на хер…
- Хорошо, - улыбается он уголками губ. А потом суровеет. – Грин, твоя жизнь – вот, что важно… есть опасность – убей без сожаления. Твоя жизнь. Это важно. Мир изменился, Грин. Если есть возможность спасти – спасай. Если есть опасность для тебя или близкого – убей. По херу живой или ходячий. Сейчас слишком много ходячих мертвецов. Даже тех, у кого все еще стучит в груди херово сердце. Вот и все, Грин. Вот и все…
- Вот и все, - повторяет Бэт, открывая глаза. Поднимается с трудом на ноги, чувствуя, как все горит внутри нее огнем. И старается не думать о том, что могло быть причиной этой неприятной боли.
Он не обратится. Определенно нет.
Бэт недолго смотрит на то, что осталось от головы Джерри. Быстро собирает то, что еще можно надеть: джинсы, топик, белье. Правда, лифчик весь порезан, и ремонту не подлежит. Потом идет в ванную и смывает с себя кровь, пытаясь не смотреть на кроваво-красные потоки, стекающие с ее тела и рук. До красноты трет кожу, словно сдирая с себя следы поцелуев и прикосновений.
Чужие пальцы… Чужие пальцы… не твои, все бьется и бьется в голосе мысль, смысл которой она и сама до конца не понимает. Смотрит потом на себя долго в зеркало. Ищет следы произошедшего с ней. Словно это насилие должно как-то отразиться на ее внешности.
Нет, она все та же. Только глаза стали иными. И эти шрамы…
Бэт берет ножницы и отрезает себе челку, пряча от взгляда два шрама на лбу – от руки той женщины – Доун! – и след от пулевого ранения. Напоминание о собственной глупости. Меняя свою внешность под стать тому, как изменилась внутри.
Сколько людей должны умереть, спасая тебя?
Почему? Почему все так случилось? Они живы? Ты живой? Ты живой, или ты приходишь ко мне откуда-то из иного мира? Где ты? Где ты?
После этого собирает все, что ей может понадобиться в один рюкзак, проверяет оружие и выходит из дома. Правда, уходит не сразу – некоторое время сидит на крыльце, пережидая дождь. И плачет. Горько. Навзрыд. Не в силах остановиться. Только-только затаивает дыхание, сдерживая рыдания, как очередной приступ, подкатывающий откуда-то из груди, заставляет снова плакать.
Какая же она дура! Как он ее называл? Долбанная идиотка! Она долбанная идиотка! Да, у нее на месте руки и ноги. Но при этом она все равно потеряла нечто большее, чем невинность. Она потеряла свою чистоту, свою веру в людей… Как можно было быть ТАКИМ и после всего сделать ЭТО? Она долбанная идиотка!
Лучше бы все ЭТО случилось раньше, с Джимми… по крайней мере, не было бы так гадко и противно сейчас. Или тогда… почему ЭТО не случилось тогда, с ним?
Девочка… еще одна мертвая девочка… потому что она была девочка для него и только…
Вот и все… Вот и все…
С того дня Бэт решает избегать всех – и живых, и мертвых. Старается держаться в основном лесных тропок. Правда, сначала не сразу получается идти по лесу – теряется и дважды выходит на одно и то же место, потеряв пару дней. Тогда она решает делать для себя знаки ножом и внимательнее смотреть по сторонам, чтобы не потеряться. И пытается вспомнить все, чему ее когда-то учили в таком же лесу, похожем на этот. На то, чтобы научиться находить путь в лесу уходит еще пара дней.
Но разве она куда-нибудь торопится? Бэт кажется, что она осталась теперь одна во всем белом свете. Одна. Сама по себе. Остальные мертвы, как умерла она сама.
А потом ей снится ферма. Ее родная ферма. Дом с зеленой крышей. Знакомый балкончик, на котором она так любила читать, запрокинув ноги на перила.