Когда они подходят к мотоциклу, он вдруг притягивает ее к себе и целует в губы глубоким и крепким поцелуем. Она настолько была занята мыслями о том, что утром Дэрил уедет на вылазку, что не сразу смогла дать отпор. Только когда его язык скользнул по ее языку и губам…
- Ты ни хрена не слушала меня, блондиночка, - шепчет он шутливо прямо в ее губы, когда отрывается от них, прикусив нижнюю. – Я же сказал, опасность может ждать тебя в любой момент.
Бэт смотрит в его карие глаза и вдруг только сейчас понимает.
- Кого ты потерял? Тогда… в этот год… за эти два раза…
Он смотрит пристально в ее глаза и долго молчит. Она уже не ждет ответа, когда он произносит:
- Во время атаки мародеров погиб мой отец. А из-за того чертового мертвяка я потерял сестру и ее мужа. Мы добрались сюда, вырвавшись из ада, который раньше был Нью-Йорком. А погибли они именно здесь. В безопасной зоне.
- Мне очень жаль, - говорит она, разделяя его боль, которую легко читает сейчас в его глазах. И это не просто слова соболезнования. Ей действительно жаль, что он потерял своих родных.
- Уже поздно. Я отвезу тебя домой, - говорит он ей, пожимая руку в знак признательности за то, что она разделила горе его потери, которое никогда не затупится.
- Скольких ты возил к стенам? – вдруг спрашивает Бэт, когда они уже стоят у дома Мэгги. Александрия почти полностью погружена во тьму. Только охрана периметра не спит в этот час. И те, кому предстоит выходить на рассвете. Дэрил…
- К которой, блондиночка? – отвечает Алекс вопросом.
- К той, что выходит на реку, - не дает ему увильнуть она, и он говорит открыто:
- Четверых, - а потом ловит ее за руку, когда она хочет уйти. – Но к той стене только тебя. И только тебе… сказал то, что сказал. Потому что ты… Ты – это ты. Бэт, ты – это ты…
Ты – это ты… Самые волшебные слова для нее сейчас. Ты – это ты…
- Я заеду завтра.
- И это не вопрос, - улыбается она. Он так же открыто улыбается ей в ответ.
- Не вопрос.
- Тогда лучше зайди на своих двоих. Не будем тратить дефицитный бензин.
- Значит, мотоцикл тебя не впечатлил. Что ж, будем пробовать другой путь. К тебе. Недаром у нас есть общий друг…
- Мишонн не станет твоим союзником против меня.
- А почему ты решила я буду твоим противником? – он вдруг становится серьезным в одну секунду. – Поверь, я бы хотел быть именно на твоей стороне. Закрывать твою спину.
Он хочет поймать ее затылок, чтобы притянуть к себе и снова поцеловать как тогда у стены. Но в этот раз Бэт уворачивается от его руки и бежит к дому. Чувствуя спиной его взгляд. Улыбаясь той самой глупой улыбкой, с которой не единожды прежде возвращалась со свиданий. Совсем, как раньше.
В той, нормальной жизни…
А потом, когда она готовится ко сну и снимает с бедра ножны, реальность снова вторгается в ее жизнь. Напоминанием, что завтра – нет, уже сегодня, судя по сереющему небу – Дэрил покинет Александрию. Ей до безумия хочется сейчас пойти к дому Граймсов, но она вспоминает его хриплый ответ на ее заявление, что она ненавидит прощаться. И поэтому остается. Наблюдать рассвет, сидя на крыше крыльца. Она смотрит, как медленно розовеет горизонт над верхушками домов, как начинается новый день, в который Дэрил уйдет за стены. И думает о том, что впервые в жизни хочет сказать…
Не прощальные слова… Нет, вовсе не прощальные. Сказать просто, что она будет ждать. Она будет ждать…
Только, когда солнце уже почти полностью встает над Александрией, Бэт слышит с замиранием сердца в отдалении такие знакомые звуки, возвращающие ее в прошлое. Гул автомобильного мотора и рев мотоцикла. Мотоцикла…
Бэт улыбается, залезает обратно в окно и падает в постель. И впервые за долгие месяцы в ее сны вдруг вторгается Горман. Со своими гладко уложенными волосами, гадкой улыбкой и похотью в глазах. А потом на следующую ночь Горман приходит не один. Тот, другой, тоже становится частью ее кошмаров.
И Дэрил… и эти тонкие пальцы…
Шесть ночей и пять дней. Долгие часы страха. Не только ночами, когда она боится засыпать. К концу четвертых суток, когда группа Дэрила не возвращается в Александрию к назначенному сроку, она понимает, что отныне будет бояться и утра. Головная боль теперь действительно становится почти постоянной. Наверное, это из-за мыслей, которые все никак не может отогнать от себя Бэт.
Она снова становится слабой. Как тогда, когда лежала в той лесной кабине больше полутора лет назад. А ведь она обещала тогда себе, что никогда больше не будет слабой…
И что никогда больше не будет бояться…
Обеспокоенная Мэгги приводит на пятое утро доктора Робардс. И Бэт не может не смотреть снова и снова на эти пальцы, которые так и порхают над ней при осмотре или просто в воздухе, когда та что-то объясняет ее сестре.
- Тебе просто необходимо спать. Ты крайне утомлена, - говорит ей Джи. А потом достает из сумки небольшую упаковку таблеток. Но не отдает Бэт, а смотрит почему-то на ее запястье, где болтаются уже свободнее ее браслеты. – Я буду давать тебе каждый вечер таблетку. Это снотворное. Чтобы ты так не изводила себя…
А потом добавляет тихо. Так, чтобы слышала только Бэт:
- Я, конечно, не психотерапевт, но думаю, что прошлое является во сне только, когда ты не можешь отпустить его. Расскажи то, что тебя тревожит кому-нибудь, кому доверяешь. И я уверена, станет легче…
Бэт слышит, как после она осторожно выспрашивает у Мэгги про то, при каких обстоятельствах она резала вены. И впервые чувствует странную волну неприязни к ней. Из-за того взгляда на ее шрамы. Из-за того, что та сейчас подумала, что если она даст сразу несколько таблеток снотворного, то Бэт решит выпить их все разом.
Из-за ее пальцев, которые сводят с ума ее каждую ночь. Из-за ее чувственности, которая читается в каждой линии ее фигуры и чертах лица. Из-за того, что она его женщина.
На седьмую ночь Бэт снится, что она снова в кабинете Доун. Только там уже нет тела Джоан на полу. Только Горман и она. И никакой банки с леденцами…
Утром Бэт просыпается злая. Такой злой она не чувствовала себя давно. Еще с того времени в кабине, когда эти кошмары, связанные с госпиталем, мучили ее почти целыми сутками. Она долго стоит под душем, стирая следы ночного кошмара, словно те могли остаться на коже от тех противных пальцев.
А потом около полудня приходит доктор Робардс, и злость Бэт только множится. Хотя должно быть наоборот. Ведь Джи, проверяя частоту ее пульса, вдруг произносит:
- Все закончилось, Бэт. Он вернулся сегодня ночью.
Короткая ослепительная вспышка радости, при которой сердце вдруг подпрыгивает и застревает где-то в горле, мешая дышать. А потом вдруг ее сметает волной жара, сжигающего эту радость в пепел.
Он вернулся. Ночью. Ночью…
И она смотрит на пальцы, которые сейчас обхватывают ее запястье, чтобы проверить пульс. И вспоминает свои сны.
А вечером, как обычно, приходит Дэрил.
И приносит ей целую банку чертовых леденцов, словно сошедших со страниц ее прошлого. Которые она никогда не хотела бы открывать.
- Что это? – глупо спрашивает она.
Банка стоит на столе, полная разноцветных красок и вкусов. Раньше она бы просто прыгала от радости, если бы ей привезли такую большую банку сладостей. Потому что их до безумия не хватало ей в тюрьме. Обычно привозили из вылазок консервы, пасту или рис, совсем забывая о сладком. Только Мишонн и Дэрил прихватывали что-нибудь из шоколадок или леденцов. Но это всегда шло вдобавок к основному. Их всегда было мало. И никогда еще никто не привозил столько много сладостей.