Мы не говорим о своей квартире, темной, без электричества и, похоже, снова без газа. Не говорим о том, как давно заклинило входную дверь и как страшно каждый день забираться через окно. Энди не спрашивает, когда мама придет домой, и это очень хорошо. Потому что я понятия не имею.
На этот раз долго воевать, чтобы вытащить его из воды, не приходится. Я выбираюсь из бассейна, обхватываю себя от холода руками и говорю ему, что пора. Он вылезает через пару минут и точно так же обхватывает себя ручонками. Пара изо рта не видно, но пальцы посинели, а волосы висят сосульками на лице. Полотенец нет. Мы идем домой как пингвины — руки-ноги вместе, не сгибая колени, спиной к ветру.
Я проталкиваю его в окно и лезу сама, медленно и особенно осторожно — потому что совершенно мокрая, и снова, как уже тысячу раз, представляю, как падаю вниз. Я не падаю, но угол кондиционера оставляет на голом бедре длинную неприятную царапину. Сквозь нее просачиваются капли крови, остается надеяться, что хлорки на коже достаточно для дезинфекции. Кровь, бактерии, неопределенность. Такова жизнь.
На этот раз я зажигаю только одну свечку. Мы бросаем купальник и плавки на пол и ищем, в чем лечь спать. Я нахожу большую футболку, всю в логотипах газировки, Энди — какие-то трусы или шорты. Непонятно, да и неважно.
Мы медленно забираемся по лесенке на мою кровать-чердак. Каждый держится только одной рукой. Потому что у меня в другой руке свечка, а у него книжка. Он, как и каждый вечер, читает мне вслух, а я вожу пальцем по космическим узорам на матрасе и думаю о далеких приключениях. Мы лежим под одеялом, свернувшись калачиком, и он смеется над забавными местами в книжке. Так и не спрашивает, когда она придет домой.
Наверное, ему уже тоже все равно.
Кажется, это она. На минуту я задерживаю дыхание. Свеча потухла, Энди не просыпался. Я слышу щелчок зажигалки, чуть позже чувствую запах дыма.
Мама дома.
Вторник, 11 ч. 36 мин
У меня самый отстойный телефон.
Справа от меня — новенький айфон. Длинный, тонкий, стильный. Прямо как парень, у которого он в руках. Он листает профили девчонок. Некоторых я знаю.
Слева — новый андроид. Блестящий и яркий. И девочка, которая его держит, даже не пытается его спрятать. Весь класс таращится в телефоны. Никому ни до чего нет дела.
Перед нами сидит мистер Рэли. Прямо сейчас рассказывает об однодольных или двудольных. На большом экране — изображения листьев. Я не особо слежу, что там он говорит, но знаю, что он поглядывает на треснувший экран своего старого айфона, когда смотрит себе на коленку, хмурится или улыбается.
У меня в кармане безымянное подобие телефона. С летних каникул даже минуты нормально не показывает. Работает, только когда есть вайфай, но, наверное, школа знает: будь здесь вайфай, все не вылезали бы из чатов и ютьюба. И все-таки я ставлю заряжать его на ночь, чтобы маленькой кривой камерой хоть что-то фотографировать и хоть как-то следить за временем. Когда я хочу, чтобы меня никто не трогал, я вытаскиваю его из кармана и делаю вид, что пишу сообщение. У меня заготовлен набор смешных и злобных отговорок на случай, если кто-то спросит мой номер. Мне не звонят.
Пестики, тычинки, чашелистики. Я открываю в телефоне папку с фотографиями и просматриваю последние, с прошлой недели. Где мы с Кристи едим картошку фри в кафешке «Джек в коробке» рядом со школой. Кристи принимают за старшеклассницу, а меня — хоть я и на год старше — нет. Такова жизнь.
Размытый снимок жимолости крупным планом, потом — розы. Цветы напоминают мне, что иногда надо поднимать голову и смотреть на мистера Рэли. Как раз вовремя, потому что он смотрит прямо на меня.
— Лейла?
Понятия не имею, о чем он сейчас:
— Простите, какой вопрос?
Одной рукой выключаю телефон и медленно кладу в карман.
Рэли вздыхает: