Мгновение парализующего ужаса, и свод смазывается, в темной вышине проступают бесчисленные звезды, а вокруг, насколько хватает глаз, открывается бескрайний иссиня-черный окоем неба, лишь далеко на востоке, предвестницей наступающего дня, светлеет тонкая полоска виднокрая.
Себия повертела головой, непонимающе уставилась на дюжего воина удерживающего ее за руки. Перехватив взгляд девушки, тот убрал руки, сказал с улыбкой:
— Насилу успел поймать. Еще немного, и сиганула бы за борт.
— Что происходит? — подземница вновь осмотрелась. — Как мы избежали столкновения?
Воин развел руками, сказал покаянно:
— Это у нас вроде проверки, для тех, кто вылетает впервые. Всегда интересно наблюдать за реакцией. Обычно обходится легким испугом, люди просто не успевают среагировать, но ты… — Он развел руками, добавил с уважением: — Если в бою придется доверить тебе свою жизнь, сделаю это без колебаний.
Стоящие рядом воины заулыбались. Кто-то произнес со смешком:
— Тут-то она тебе шутку и припомнит.
Негромко переговариваясь, воины ушли на переднюю часть ладьи, оставив наемников в одиночестве. Шестерня открыл рот, но вместо голоса вырвалось лишь жалобное сипение, он попытался вновь, с трудом прохрипел:
— Хорошие у них шуточки. Я чуть штаны не обмочил.
Мычка, что до этого времени сидел с остекленевшим взглядом, шевельнулся, пробормотал зловеще:
— Надеюсь, никто не расстроится, если один из этих шутников случайно выпадет за борт, а быть может, и несколько.
— Буду участвовать, — эхом откликнулся Дерн.
Зола отвлекся от размышлений, с недоумением взглянув на товарищей, произнес:
— Там вместо свода световая иллюзия, и надо заметить, неплохая. Разве я не сказал?
Себия процедила зло:
— Наверное, было очень шумно, мы не расслышали.
Пожав плечами, Зола подошел к краю, опершись о бортик, устремил взгляд вниз. Рядом встал Дерн, за ним подошли и остальные, застыли зачарованные, чувствуя, как недовольство стремительно сменяется восторгом, а душа замирает в сладостном ликовании от разворачивающегося внизу величественного зрелища.
Город раскинулся огромным мерцающим цветком: ближе к окраинам сияние едва теплится, редкие огоньки слабо вспыхивают, готовые угаснуть от малейшего ветерка; богатые районы насыщены светом: огненными жилами пульсируют улицы, маняще пламенеют подсвеченные багровым вывески таверн, радужными мотыльками проглядываются окна из разноцветного стекла; дворцы знати сияют так, что больно смотреть, вспыхивают и гаснут фейерверки подсвеченные прожекторами, звездным дождем серебрятся фонтаны, вознесшиеся иглы шпилей и башенок тускло блестят позолотой, навевая сладкие грезы о волшебных существах и дивных странах.
Зачарованный волшебным зрелищем, Шестерня шевельнулся, произнес благоговейным шепотом:
— Много, где бывать довелось, но, чтобы так, аки птица…
Себия отозвалась эхом:
— Словно в родных подземельях: лужицы мерцающей воды, светящийся мох, голодный блеск глаз таящихся в сумраке хищников… только, намного, намного прекраснее.
Сияющий цветок города медленно уплывал, теряясь в утренней дымке, землю заволокло тьмой, лишь некоторое время слабо мерцали огоньки стоящих на отшибе лачуг, но вскоре и они исчезли, растворившись в непроглядной черноте.
Мычка со вдохом разочарования отошел от борта, присел на палубу, глядя на усыпавшие небосвод звезды, с завистью произнес:
— Чудом сложилось, довелось подняться под облака, а ведь кто-то так каждый день…
— Не завидуй. Кто высоко летает — больно падает.
Болотник сказал это спокойно, даже с ленцой, но эффект оказался подобен ушату ледяной воды. Спутники поежились, поспешно отодвинулись от борта.
Шестерня передернул плечами.
— Отсюда сверзишься — сразу в лепешку, а то, и еще чего хуже.
— А что может быть хуже? — Себия взглянула с удивлением.
— Что-что, — пещерник нахмурился, — на изгородь какую упадешь, или по дороге змей встретится, сожрет в полете, шмякнуться не успеешь.
Подземница восторженно распахнула глаза, спросила испуганным шепотом:
— А у вас еще и летающие змеи водятся?
— Сам не видел, но говорят. Пастухи жалуются: то корова пропадет, то овцы недосчитаются. А кто виноват? Змей, знамо дело.