Нытьё Беспуты вызвало в моём воображении целую картинку. Картину, в которой двор её отца Всерада в «Паучьей веси» подсвечен множеством красных точечных источников света типа рубиновых лазеров… Завален телами умерших молодых женщин и девушек… Их складывают в штабеля, чтобы освободить проход к крыльцу, красные узкие лучи света, сплетающиеся в густую сеть, похожую на лазерные системы контроля объёма в банках и музеях, постепенно гаснут, у юных красавиц постепенно падает интенсивность глазного излучения… Пейзаж по эпичности и экспрессивности напоминает лучшие картины художников-передвижников по теме «Ледовое побоище», «Бой Пересвета с Чолубеем» или «Апофеоз войны».
Беспута продолжала описывать воображаемое использование моего гипотетического подарка в качестве оружия массового поражения женской части местного населения. До Хиросимы эффект не дотягивал исключительно из-за малой численности общины. А так-то идёт поимённое: «… и от чёрной зависти сдохнет».
Затем она начала строить прогнозы в части воздействия гипотетического подарка на мужскую часть селения. Тоже — поимённо… Я как-то остро осознал своё «энное место» в этой последовательности «членов ряда», стремящегося к бесконечности…
Тю, Ванёк, нашёл о чём переживать — сам же давно понял: ничего приличного у тебя здесь быть не может. Потому что «хорошее» — к сердцу прирастает. А это — для «хорошего» — смертельно. «Ураган по имени Ванька»…
Грустновато как-то… Ну и фиг с ним. Меньше рефлексии — больше эрекции. Я просто поставил балаболку перед собой на колени и занял её рот более приятным для меня процессом. Впрок, так сказать. Про запас. На всякий случай. А то при такой моей жизни — кто его знает, когда будет следующий такой… «случай».
Заодно появилось и время обдумать ситуацию. Если «пауки» завтра будут в Рябиновке «разговоры разговаривать», то мне надо там быть. А то Аким может сгоряча… чего-нибудь «не того» решить.
Беспута поглядывала на меня снизу, из-под съезжающего на нос платочка. Сначала — любознательно: «а так хорошо? А так нравиться?». Но-но, детка, без рук. Руками я и сам могу. Не интересно. Не надо нам тут, на «Святой Руси», эти молодёжные американизмы. Это пусть у них там всякие эрзацы, заменители и имитаторы. А мы — натуралы, мы — исконно-посконно. Губками давай, головой работай… Интенсивнее. И прогрессивнее — язычком можно. Язык тебе пока для говорения не нужен, всё равно — самое интересное ты уже сказала.
Она постепенно приноровилась к моим предпочтениям, стала вести себя более уверенно. Но потом заволновалась, в глазах появился страх. Она даже попыталась вырваться. Деточка, захват головы руками или ногами — одной головой не разрушается. Это, видимо, та самая ситуация, о которой народная мудрость гласит: «Одна голова — хорошо, а две — лучше».
Не боись, моя голова тоже соображает: «Заклятие Пригоды» — не для тебя. При твоей репутации, образе жизни и круге знакомств, ты и мявкнуть не успеешь, как «семечки соберутся в горло твоё и удавят». И не важно — что именно из местной флоры и фауны будет использовано в таком процессе. Главное — ты в это веришь, ты сама найдёшь себе напророченную смерть. А очередной твой партнёр смущённо скажет:
— Дык… эта ж… колдун же… ё…
Глядя, как она старательно утирает мордашку концами своего платка, я задал, наконец, интересующий меня вопрос:
— А Хрысь завтра в Рябиновке будет?
Ну, раз он там будет, значит и мне там быть обязательно. «Пауки» — мои. И мне надлежит их доломать. До приведения к полной покорности. Нанять этих вольных смердов — «рядовичей» так, как мне нужно. Договор найма сельских местных жителей по-святорусски называется — «примучивание». Вот это и надлежит исполнить.
День кончается, а мои заботы — нет. Стоило вернуться к селению, как пошли наезды:
— Ты чего меня сюда притащил? Я тута чего, ветки собирать должён? Баб-то гожих в селище нету. На кого залазить-то? И мёду не дают. Уговор не сполняешь, боярыч. Мотри — не встанет — твоя вина будет.