Нытьё Беспуты вызвало в моём воображении целую картинку. Картину, в которой двор её отца Всерада в «Паучьей веси» подсвечен множеством красных точечных источников света типа рубиновых лазеров… Завален телами умерших молодых женщин и девушек… Их складывают в штабеля, чтобы освободить проход к крыльцу, красные узкие лучи света, сплетающиеся в густую сеть, похожую на лазерные системы контроля объёма в банках и музеях, постепенно гаснут, у юных красавиц постепенно падает интенсивность глазного излучения… Пейзаж по эпичности и экспрессивности напоминает лучшие картины художников-передвижников по теме «Ледовое побоище», «Бой Пересвета с Чолубеем» или «Апофеоз войны».
Беспута продолжала описывать воображаемое использование моего гипотетического подарка в качестве оружия массового поражения женской части местного населения. До Хиросимы эффект не дотягивал исключительно из-за малой численности общины. А так-то идёт поимённое: «… и от чёрной зависти сдохнет».
Затем она начала строить прогнозы в части воздействия гипотетического подарка на мужскую часть селения. Тоже — поимённо… Я как-то остро осознал своё «энное место» в этой последовательности «членов ряда», стремящегося к бесконечности…
Тю, Ванёк, нашёл о чём переживать — сам же давно понял: ничего приличного у тебя здесь быть не может. Потому что «хорошее» — к сердцу прирастает. А это — для «хорошего» — смертельно. «Ураган по имени Ванька»…
Грустновато как-то… Ну и фиг с ним. Меньше рефлексии — больше эрекции. Я просто поставил балаболку перед собой на колени и занял её рот более приятным для меня процессом. Впрок, так сказать. Про запас. На всякий случай. А то при такой моей жизни — кто его знает, когда будет следующий такой… «случай».
Заодно появилось и время обдумать ситуацию. Если «пауки» завтра будут в Рябиновке «разговоры разговаривать», то мне надо там быть. А то Аким может сгоряча… чего-нибудь «не того» решить.
Беспута поглядывала на меня снизу, из-под съезжающего на нос платочка. Сначала — любознательно: «а так хорошо? А так нравиться?». Но-но, детка, без рук. Руками я и сам могу. Не интересно. Не надо нам тут, на «Святой Руси», эти молодёжные американизмы. Это пусть у них там всякие эрзацы, заменители и имитаторы. А мы — натуралы, мы — исконно-посконно. Губками давай, головой работай… Интенсивнее. И прогрессивнее — язычком можно. Язык тебе пока для говорения не нужен, всё равно — самое интересное ты уже сказала.
Она постепенно приноровилась к моим предпочтениям, стала вести себя более уверенно. Но потом заволновалась, в глазах появился страх. Она даже попыталась вырваться. Деточка, захват головы руками или ногами — одной головой не разрушается. Это, видимо, та самая ситуация, о которой народная мудрость гласит: «Одна голова — хорошо, а две — лучше».
Не боись, моя голова тоже соображает: «Заклятие Пригоды» — не для тебя. При твоей репутации, образе жизни и круге знакомств, ты и мявкнуть не успеешь, как «семечки соберутся в горло твоё и удавят». И не важно — что именно из местной флоры и фауны будет использовано в таком процессе. Главное — ты в это веришь, ты сама найдёшь себе напророченную смерть. А очередной твой партнёр смущённо скажет:
– Дык… эта ж… колдун же… ё…
Глядя, как она старательно утирает мордашку концами своего платка, я задал, наконец, интересующий меня вопрос:
– А Хрысь завтра в Рябиновке будет?
Ну, раз он там будет, значит и мне там быть обязательно. «Пауки» — мои. И мне надлежит их доломать. До приведения к полной покорности. Нанять этих вольных смердов — «рядовичей» так, как мне нужно. Договор найма сельских местных жителей по-святорусски называется — «примучивание». Вот это и надлежит исполнить.
День кончается, а мои заботы — нет. Стоило вернуться к селению, как пошли наезды:
– Ты чего меня сюда притащил? Я тута чего, ветки собирать должён? Баб-то гожих в селище нету. На кого залазить-то? И мёду не дают. Уговор не сполняешь, боярыч. Мотри — не встанет — твоя вина будет.
– Уймись, Меньшак. Кроме этих баб в вотчине и ещё есть. Мёду велю давать. И мяса. Но не сразу — начнёшь жрать в три горла — сдохнешь. Брюхо с непривычки заболит.
Отшил холопа новоявленного. Надо ему какое-то дело найти. Что б — не тяжело и на всё время. Чтоб глаза не мозолил и пользу приносил. В свободные от основного техпроцесса периоды. Чего он там про ветки говорил? Ветки и на дрова не худо пойдут, а вот корни да пни… Надо ставить смолокурню. Пусть пни собирает и колет. Пни на чурки колоть… Это дело… вполне обеспечит ему самоудовлетворение. И мужичку — занятие, и вотчине — польза.
Железо подходящее на днище смолокуренной ямы мы привезли, только поставить. А там, глядишь, и дёготь гнать начнём, колёсную мазь делать. «Наш золотой запас — две банки колёсной мази». Это — из «Педагогической поэмы». А вот из «Слова о полку…»:
У кочевников колёсной мази нет, вот их телеги и «кричат как лебеди в испуге». Великая Степь — весьма обширный рынок сбыта.
Глава 147
В идеале надо бы получать «Вышневолоцкий дёготь» — это чистая сосновая, паровая, казанная смола, чёрного цвета с красновато-бурым оттенком; консистенция подсолнечного масла, запах смоляной, вкус смоляно-скипидарный. Но как этого добиться при вот такой смолокурне и смолокурщике? В 19 веке Россия экспортировала за границу только соснового дёгтя, «смолы», пять сортов. А совсем другой продукт — «берёзовый дёготь» во многих странах вообще назывался «русское масло».
В моё время известны Английская и Бельгийская колёсные мази. Но они существенно используют в своём составе минеральные масла. А как будет себя вести смесь на основе чисто натуральных? И где взять известняк? Потребуется очень жирная гашёная известь. «При наличии в извести магнезии на уровне 5–8% качество мази существенно ухудшается». Да уж…
Надо проработать возможные варианты, бизнес-план прикинуть…
Прокуй ноет:
– Обманул! Я кузнец, а не хвостов заносильщик! Кузни нет, когда будет — господь знает! Заманил в рабы! Убегу я! И твоё всё пожгу!
Посидели, успокоил ребёнка, слов разных наговорил… Но кузню в Рябиновке надо брать под себя. Хоть на время.
И так — до глубокой ночи. Обычная повседневная текучка руководителя уровня небольшого колхоза-совхоза. Хорошо, что телефонов нет — никто не звонит. Ни из райкома, ни из банка. И вот так, примерно, будет каждый день. Всю мою здешнюю жизнь. И у всякого нормального попаданца, или фентазийника, или просто феодала — так же.
Мы любим читать о подвигах. Представлять себе, как мы, также как герой, что-нибудь удивительное, славное сделали бы. Себя в героях представить нетрудно. Трудно представить себя на пути, который привёл героя к его подвигу. Когда бегун рвёт грудью финишную ленточку, а потом на эту грудь вешают олимпийскую медаль — все понимают, что до этого славного момента были тренировки. Вот такими общими словами и представляют. А как это конкретно, как это изо дня в день… в любую погоду, при любом настроении, во всех жизненных ситуациях… Тренировка идёт до боли. Каждая. Если не больно — не дотянул. Мог ещё. Каждый день делать себе больно…
Ладно — спортсмен. Но есть и другие виды деятельности. Менеджмент, например. Там не мышцы — другие составляющие человека болят. «Ум, честь, совесть»… Можете вообразить себе тренировки олигарха? Только это не тренировки — это и есть жизнь. Каждый день. И каждую ночь.
«Говорят, что дерьмо снится к деньгам. Представляете себе сны Билла Гейтса?».
Человек добивается выдающегося успеха, когда изо дня в день ставит перед собой выдающиеся задачи. Подпрыгивает «выше головы». Звучит… здорово. Только есть статистически устойчивая связь между депрессией и глобальностью задач.