– Думаю, хочет, чтобы поделился. Про конфеты ей кто-то нашептал.
Лампон спрятал под подушку подарок для Апазин, убедился, что в карманах ничего лишнего. Могут приказать – выверни карманы, но иногда забывают и это. Как в голову взбредёт. Раз даже сам порезался, но никому не сказал, языком успокоил ранку. Военные действия подразумевают поиск новых ходов; взял, да и накрошил стекла от лампочек в карманы, хотел вычислить, кого подошлёт Ухарева. Перед сном всем показал, что конфету сунул в левый карман, снял брюки и сложил на табуретке. Ну, который смелый?
Может, и не смелый, но приказ есть приказ. Заснул с именем любимой на губах, и приснилось, что все враги стоят вокруг табуретки, с окровавленными пальцами, ждут смерти. Их же утром уведут, комиссия за комиссией – а он успел утром вытряхнуть стекло в канализацию, ищите! Я вам ничего не должен.
Конфета тоже была не простая, отличный муляж, с крохотным кусочком оригинала, для запаха. Конфетой из пластилина их не обманешь, нужен хоть кусочек настоящей. А у кого утром пальцы во рту? Зализывай, зализывай, пока мамка не увидела. Так, ещё один себя выдал. Одни враги вокруг, расслабляться не дадут.
А на стекле есть следы крови, – Лампон, перед тем, как спустить в клозет, вывернул карман на ладонь и убедился, что хитрость сработала.
Теперь стоял перед дверью комнаты, где мамка портит бумагу. Столько чистой бумаги – и все хочет загрязнить словами. У неё целый шкаф ручек, их надо исписать, иначе новых не получишь.
А за конфету можно одну выпросить.
– Вызывали?
– Проходи, садись. – Мамка перевернула страницу журнала, сверилась с записями вчерашнего дня, захлопнула.
– Ты вчера получил много конфет. Ты же знаешь, от них стареют. А я не хочу отдавать тебя в город старым, кому старые нужны?
– Я не все съел.
– Выворачивай карманы.
– У меня нет ничего.
– Выворачивай!
Он и тут вышел победителем. Жизнь в детдоме всему научит. А вот такого поворота он не ожидал.
– Ты мне приносишь три конфеты, и я познакомлю тебя с одной девочкой. Ты с неё не спускаешь глаз. Имя сказать?
Он весь напрягся.
– Не надо. Если ты что-то заметила, то это неправда. Всё может показаться.
– Меня не обманешь. У меня за плечами восемь детдомов, а стала я мамкой после первого. Я все хитрости вижу – как на ладони. Лучше давай дружить, и я постараюсь прижать Ухареву. Мы его разжалуем в рядовые.
– Сколько надо?
– Десять.
– Я постараюсь. Можно начинать?
– Погоди. – Мамка вышла из-за стола, встала напротив, чтобы читать с лица. – Так что с Апазиной? Она нужна тебе?
Лампон не мог поднять глаз, был на грани взрыва эмоций. Приучал себя сдерживать эмоции, чтобы не показаться слабым. И вот как она его обложила со всех сторон, не оставила выхода. Могла и с Ухаревой провести такую же беседу: давай дружить против Лампона, разжалуем в простака.
Вроде бы неплохо придумано: я тебя сведу с Апазин, а ты мне потом будешь дань платить. До выпуска из детдома. Ты, мамка, гадость, каких свет не видел. Но я ничего тебе не скажу.
– Надо подумать.
– Ты дурак? Я вам устрою свидание.
– Она уйдёт.
– Я сделаю так, что останется. И будет слушаться. Ты сможешь её обнять, как конфету.
У него голова чуть не лопнула от взрыва: такие слова разбивают твою крепость как граната. Новую строить – будут мешать все, кто увидит развалины.
– Сколько?
– Ещё три. И поторопись, пока я не передумала.
Он бросился на коридор, схватил одного из слуг.
– Быстренько разыщи Коленьку Ивановича.
– Он уехал на совещание. Будет часа через три, не раньше. – Трое телят стояли рядышком, ждали указаний. Старший держал их при себе, чтобы отправить за новыми сведениями.
Лампон прикинул план, созревший в одно мгновение. Два выхода с этажа – хватит двоих.
– Двое со мной, остальные здесь: следите, с кем будет разговаривать мамка.
Расставив наблюдателей, Лампон приблизился к кабинету директора. Надорванный вчера пакет мог оказаться в том же ящике стола, если не улетел в урну, опустошённый.
Он глубоко вздохнул и потянул на себя ручку. Ещё никогда так быстро не перемещался, примерив на себя облик призрака. Само состояние понравилось настолько, что припоминал его вечером, лёжа в постели, да нахваливал, поглаживал себя по щекам.
В урне пакета не оказалось, дрогнувшей рукой потянул ящик. Два одинаковых пакета смотрели на него, один не начатый. Оба сказали: ты победил!
И тут до него дошло, что за ним кто-то наблюдает.