– Прости... за всех... кто был там тогда...
– Жизнь за жизнь, майор! – Алекс взгляд перебросил на Арвида, на его взлохмаченную голову, давая этим понять, что будет сейчас. Но выстрелить не успел – Энквис выдернул руку, оставляя у Арвида в ладонях пистолет, уронил сына на пол и рукой свободной, как птица крылом, закрыл. Зашептал умоляюще:
– Не надо... не его... его – не надо! Ты мне мстишь – вот он я... перед тобой. Стреляй! Стреляй же, ну!
И сам кончиками пальцев повернул ствол «Юнифаса» на себя, нацеливая в собственный лоб.
– Давай же! – приказал в полный голос. – Если тебе станет легче... Если ты сам так хочешь... Хотел... всегда хотел... Ведь так? – поправил себя Энквис, продолжая глядеть Алексу в глаза, видя только его зрачки, такие же чёрные и такие же безжалостные, как и отверстие в канале ствола. – Ты хотел мести... это понятно. Это справедливо. Месть за семью... Месть за близких – святое право! Я здесь! Я перед тобой... Стреляй – и всё кончится. Давай!
Алекс, полный изумления, растерялся невольно. Он сопротивления ждал или мольбы в крайнем случае, но не вот этой вот готовности к смерти, вот этого вот принятия её так просто без всяких колебаний. Точно! Во всём этом чувствовался какой-то подвох. Что-то, чего сам он пока не мог понять. Или увидеть. Или осознать. Но понимание где-то совсем близко было, оставалось, в сущности, дождаться чёткого ответа на вопросы: «Как так? Как такое возможно? Быть всегда таким крутым, таким сильным, таким во всём успешным – и так легко и просто согласиться на смерть? Прекратить бороться?! Перестать сопротивляться – и самому просить о смерти?»
Это самое изумление, а ещё и недоверчивость рассмешили Алекса, но никто не поддержал этот смех, недолгий и довольно нервный.
– Ты и так уже умираешь, майор. Ты и сам это знаешь и чувствуешь. Ты захлёбываешься собственной кровью, поэтому и задыхаешься. Всё было бы гораздо быстрее, будь калибр у патронов чуть больше. А так... – Алекс не договорил, просто пожал плечами многозначительным движением, а потом бросил взгляд на Арвида. – Ты ещё успеешь увидеть, как он умрёт... увидеть и горько пожалеть о своей жизни. Обо всём, что сделал или не сделал. Точно как я тогда... Живу с тех пор с одним вопросом: зачем я выжил в тот день? Зачем или, точнее, почему? Для чего? – он сделал паузу, явно вспоминая что-то из прошлого, а потом ответил на свой же вопрос громко, чётко и прямо: – Чтоб встретить тебя, майор!
Энквис на эти слова головой дёрнул коротко, чуть прикрывая глаза, точно пощёчину пропустил, но продолжил молча смотреть на своего подчинённого снизу. А тот продолжал обвиняющим тоном:
– Ты не остался где-то там, в княжестве, в прошлом – ты отлично здесь устроился, в этом вот городишке. Семью завёл... подружку, бизнес, кресло в городском Совете. Всё у тебя хорошо и ладно! Спортзал и тир по выходным, рестораны и опера дважды в месяц. Сынок-отличник в дорогой частной школе. Службу свою армейскую ты бросил...
– После событий в Идлине... после них... не смог... – Медленно кивнул Энквис, продолжая прижимать Арвида к себе, не давая ему даже голову поднять. – Выполнять такие приказы...
– Смотри-ка ты! – усмехнулся Алекс, опуская пистолет. – Какое благородство! Запоздалое вот только... Видишь, как оно вышло. Ты армию бросил, жизнь на «гражданке» устраивал, а я после интерната, напротив, на контрактной службе кантовался. Мы не зря с тобой встретились, правда? Не бывает таких вот совпадений, чтоб просто так. Всё к одному шло. Твоя дорожка и моя. Я три года последних смотрел на тебя и ждал... все планы об одном... Чтоб ты страдал и мучился... всё время мучился!
С этими словами Алекс снова поднял руку, навёл «Юнифас» на Арвида, но сам продолжал Энквису в глаза смотреть, точно пропустить боялся тот момент наивысшей радости для себя – боль и ужас в глазах своего врага, его предельное страдание, которому не иссякнуть до последней минуты.
– Прости... прости, если можешь... – снова попросил Энквис.
А Арвид вырвался вдруг из его рук и бросил пистолет отца Алексу под ноги, точно признавая его безраздельное право решать судьбу их обоих. Ведь мог же выстрелить! Мог попытаться хотя бы, пусть даже исподтишка. Не застрелить, но ранить или напугать. Но нет!