Ставтирис на все вопросы Зорана Виттича головой дёрнул коротко, так и продолжал лежать щекой на сложенных руках. Прошептал тихо-тихо:
– Мне всё больше кажется, что мы так мало делаем... что мы на месте топчемся и ничего не делаем. Может, его, правда, уже и нет больше... бросили в лесу за городом в канаве какой или зарыли наспех, как собаку.
– Прекратите, Энквис! – чуть повысил Виттич голос на своего начальника, неожиданно просто и легко называя его по имени. Но при этом продолжая обращаться на «вы». Общее дело и совместная поездка в одной машине их как будто на одну полочку поставили, но не настолько, как видно. – Не думайте про это ТАК! Живой или мёртвый? Нельзя ТАК думать! Его нужно просто найти. Найти – и всё!
– Не думать? – хмыкнул Ставтирис с горечью, снова отвернулся. Помолчав, добавил глухо: – Не могу я не думать. И спать не могу... И даже есть не хочется... Да что там? Ничего не хочу больше... Было б только всё, как прежде, тогда да...
– Не будет уже никогда, как прежде. Это киднеппинг. Не может быть после него, как прежде. Ни с вами, ни с мальчиком вашим. Да что я вам говорю? Вы и сами всё понимаете, знаете, как это происходит обычно...
Они опять молчали оба довольно долго, и Ставтирис признался неожиданно в том, чего никогда до этого ни разу никому ещё не говорил:
– Нашу баржу тогда из крупнокалиберного пулемёта береговая охрана накрыла... А там народу битком... плечом к плечу... Один на одном, понимаешь... А потом ещё и на мину напоролись пузом... Встали посреди реки... и пулемёты с обеих сторон... Как я нашёл его тогда, в той давке? Сам не знаю до сих пор. Среди трупов и крови... она же по палубе рекой текла... А он с Вильмой был всё время на руках... И он живой остался как-то... ни царапинки, понимаешь... а она... И потом... Мы ведь выбрались в ту ночь как-то... Как он не захлебнулся, не знаю... не знаю просто... Я поверил после такого, что нормально всё теперь будет... Бог не позволит попросту... И я из рук его не выпущу больше. Никогда...
Зоран слушал всё это, очень редко моргая, глядя вперёд сквозь лобовое стекло, молчал долго, а потом спросил тихо на грани звука:
– И сколько ему было тогда?
– Два года. Он, наверно, и не запомнил ничего... воды, правда, открытой боится до сих пор. И когда на лицо попадает... тоже боится.
Виттич на это невесело губы скривил, предложил:
– Сейчас я возьму у неё адрес второго водилы – и мы сначала смотаемся в ту избушку. Посмотрим, что там да как. У меня здесь где-то, – он откинул выгнутую крышку бардачка, – был мой «Вестон». Старенький уже, но надёжный. И обойма есть запасная... Одна всего, но нам хватит. Чтоб не с пустыми руками соваться. А ты... – осёкся на миг на этом коротком слове, но продолжил: – ты подожди немного, я быстро сбегаю. Хорошо?
Пистолет, тяжёлый, чёрный, с потёртыми щёчками на рукояти, остался лежать на пассажирском сиденье. Ставтирис проводил помощника своего взглядом сквозь стекло дверцы со стороны пассажира, перевёл глаза на пистолет и снова подумал решительно и зло: «Поубиваю их всех к чертям! Всех до единого!»
ГЛАВА 7.1 Мы уходим быстро!
В эту свою вторую ночь он даже умудрился немного поспать. Верёвка, наручники, затёкшие плечи, спина и неудобный стул – ничего он этого не чувствовал во время сна. А вот боль в рёбрах и внизу живота ощущалась при каждом вдохе, даже сквозь наполненную тревогой дрёму. А утром его щеки почти ласково коснулся Мэт, шепнул на ухо:
– Пойдём, сладенький, прогуляемся...
Арвид дёрнулся всем телом, головой повёл и застонал невольно сквозь зубы. Чёрт! Всё то же самое снова! Снова он здесь, в этом домике, где почти всё время темно, среди этих людей. И всё это не сон! И снова он чего-то хочет от него, этот приставучий Мэт.
– Я не хочу никуда... – прошептал разочарованно, глядя на свои колени. Но Мэт всё равно продолжал отматывать верёвку, деловито и серьёзно хмуря тёмные брови на смуглом лице. В голову со сна всякое лезло, и страх волной по жилам прокатывался. Чего он хочет? Куда тащить собрался?
И Майк, и девчонка эта его продолжали спать на диване. Наконец-то, угомонились к утру, а то всё ругались поначалу, шептались, а после целовались и возились.
А если Мэт, глядя на них, тоже себе накрутил в голове каких-то мыслей похабных и сейчас потащит на улицу, чтобы уединиться?