Этот Вик, похоже, думал здесь за всех и решал за всех, поэтому все остальные спрашивали его и его же безропотно слушались.
Или был с ними ещё кто-то четвёртый? Кто-то, кто должен был оставаться сейчас в городе. Тот, кто свяжется с отцом и выдвинет условия выкупа. Этот человек может сам и не появиться здесь, а связь будет поддерживать через телефон. И значит, всё настолько серьёзно, если работает слаженная группа и работает по заранее разработанному плану.
Мэт откопал верёвку, разматывая её, подмигнул Арвиду с усмешкой.
– Видел киношки всякие, да? Знаешь, что будет сейчас? Сиди теперь спокойно, рыба, и не дёргайся. Хорошо?
– Я не рыба! – огрызнулся Арвид.
Но Мэт уже был у него за спиной, обматывал тонкой капроновой верёвкой запястья, грудью прижался к спинке высокого стула, к самому уху придвинулся, щекой волос касаясь, зашептал с улыбкой в тихом голосе:
– Ошибаешься, сладенький. Ты – та самая рыбка, с хвостом и плавниками... Та, что золотая, и выполняет любое желание... только попроси. Я не буду тебя просить, ты и без того подаришь мне билет в новую жизнь. Ты же у нас золотой мальчик... сладенький золотой мальчик. И такой хорошенький при этом.
Он почти нежно коснулся губами его волос на виске. Короткий поцелуй и горячее дыхание на щеке. Арвид дёрнулся, отталкиваясь, чуть не упал со стула на колени, но Мэт вовремя поймал его за плечо, удержал, вернул на место.
– Ты чего там? – Вик повернулся на звук от стола, где на плоской пластиковой тарелке-поддоне оставалась ещё пара сэндвичей, рассыпаны были крошки хлеба, и бутылка с водой не была закручена крышкой.
– Да дёргается, гадёныш. – Мэт продолжал улыбаться, встречая взгляд мальчишки-заложника. Языком по губам провёл, понятным любому движением. – Ничего. Сейчас я его... Больше дёргаться не сможет. И сбежать не сможет... Никуда ты теперь от меня не денешься, сладенький... – добавил уже совсем тихо и ласкающим движением мазнул кончиками пальцев мальчику по щеке от скулы и вниз до самых губ. Тот резко дёрнул головой, отстраняясь, а Мэт рассмеялся тихонько в ответ на отвращение в глазах школьника.
– Мы дежурить будем или просто ляжем все? – спросил парень с серёжкой, разворачивая скрученный и увязанный шнурком рулон из клетчатого пледа. – Диван только один, и он не раскладывается...
– Ну, кто-то ещё ляжет на полу. Поближе к камину. Ночи в лесу прохладные, – решил за всех Вик, и никто не стал с ним спорить. – Кому-то так и так нужно приглядывать за огнём и за парнем. Правда? – Он глянул на Арвида, но тот так и сидел, низко опустив голову.
Непривычные глазу светло-русые волосы, довольно длинные, по обеим сторонам лица, доходили до мочки уха и даже ниже, и сейчас, рассыпаясь, закрывали лоб и глаза.
– Кто-то хочет дежурить первым? Есть добровольцы? – Мэт по очереди поглядел на каждого из своей компании. – Майки, ты будешь первым? А ты, Вик? Я, что ли, первым буду? И по сколько? По три часа? У меня телефон сядет до утра. Ставьте себе будильники сами. Я никого из вас будить не буду. Лады?
Зарядку в фонарях решено было поберечь, и на ночь их общую комнату освещал один лишь камин. В занавешенное плотной тряпкой единственное окно с разбитым стеклом тянуло прохладой сентябрьской ночи. Тишина прерывалась лишь тихим посапыванием быстро заснувших ребят и треском догорающих дров в камине.
Сам Мэт пока не хотел спать, потому и спорить не стал, когда ему досталась очередь первому караулить мальчишку и присматривать за огнём. Близкое присутствие молодого и очень богатого парня-заложника мешало бы ему так и так настроиться на сон. Впервые в жизни своей он так близко видел перед собой представителя городской элиты. Сынок местного миллионера, того самого, кого до этого лишь по телевизору можно было увидеть. Энквис Ставтирис, так по-дебильному звали того мужика.
Мальчишка похож на него очень сильно, такой же светловолосый, сероглазый, но с тёмными бровями и более нежным овалом лица. Подбородком и губами он, точно, в мамашу свою пошёл. Но кто его мамаша, Мэт даже не знал и не задумывался до этого вот момента. Её почему-то ни в каких новостях никогда не показывали, даже в разделах светской хроники она не мелькала.