– Его украли! Такое не забывают! Ещё и копы искать возьмутся! Тут уж иначе никак. Отпустить мальчишку – значит, самим рисковать. Ты-то, если что, как соучастница, готова сидеть?
– Я?!! – Кимберли даже закашлялась, моргая часто и постукивая ладонями по ободу руля. – Я-то тут причём? Я никого не похищала! Это всё вы... вы трое. И ещё этот Эл ваш тоже...
– Но ты всё знаешь... Не сдашь нас копам – значит, с нами заодно! – хохотнул Майки с непонятной радостью, даже заулыбался, чуть ёрзая на пассажирском сидении, будто усаживаясь поудобнее. – Тут всё просто! Не мне тебе объяснять, правда же?
Ким на всё это глубоко задумалась, глядела, как цифры на электронных часах одна другую сменили. Прошла минута, за ней другая. Время двигалось неумолимо. Ехать надо было ещё пятнадцать минут назад, но разговор этот оставался неоконченным и был он очень неприятным, а все события грозили серьёзными последствиями.
– Но ты ж не скажешь никому, да? Вик не хотел тебя отпускать, но отпустил. Поверил, что ты болтать не будешь.
– А что, у вас за всех теперь один Виктор решает? – Кимберли со злостью глаза сощурила, недобро так, с холодком во взгляде. Этот взгляд Майки слишком хорошо знал, но улыбнулся в ответ и сказал с усмешкой в голосе:
– Нет, не один Вик. Эл ещё есть... Дружок его армейский. Сам я его и не видел ни разу... По имени только знаю... Они вдвоём весь план продумывали... И пацана убирать собирались с самого начала. Это решено уже давно. Да и Вик, понимаешь... он сможет... Он воевал... он служил на границе. Он всё чисто сделает. Пацан и не поймёт ничего. Одна пуля – и всего делов!
– Хватит! – Кимберли Майка яростным взглядом прошила. – Не надо мне этих подробностей! И слушать не хочу, и участвовать – тоже! Не надо! И тебе не надо! Не возвращайся к ним... не надо. Пусть они сами, а?
– Ну да... – Майки головой мотнул упрямо, выставляя крутой смуглый лоб. – Я же обещал ребятам... Домой, вот, смотаюсь – и назад! Мы вместе...
– Дурила ты, Майк! Как есть, дурила! Что – «вместе»?! Мальчишку убивать тоже будешь с ними вместе? Сам башкой подумай, во что ты влез! Это «мокрое» дело... «мокрое» и опасное...
– А как же деньги? – удивился Майк, глядя на Кимберли свою во все глаза с изумлением и непониманием. – Папаша раскошелится, и тогда...
– Не будет ничего «тогда»! Вот чую я, кровью это всё кончится... Смертью и проблемами... Предчувствие у меня плохое... Вот прям с утра сердце не на месте... – призналась она уже более тихим голосом. – Не надо тебе возвращаться... Лучше дома пережди пару дней. И не надо нам этих денег... Если на них кровь этого мальчика будет, то не надо, Майк. Не надо их брать...
– Он тебе нравится, малолетка этот... Ты потому сейчас...
– Ой, Майк, ты почему такой дурной у меня? – Ким толкнула его в плечо со всей силы. – Не хочу говорить с тобой больше! Ты ничего не хочешь ни слушать, ни понимать. Баран упёртый! Иди давай! Всё! Выгребайся! Я сегодня поздно освобожусь, как хочешь, так и добирайся обратно, понял. Попутку лови или такси...
– Блин, Ким! Ну откуда у меня бабки на такси? Ты что?! – возмутился Майк, сунул руки в карманы ветровки, будто убедиться хотел окончательно в честности своих слов, наткнулся и вытащил на раскрытой ладони зажим с галстука мальчишки-заложника.
Виктор хоть и приказал от всех его вещей избавиться, но на такую красоту рука не поднялась. Такая симпотная вещица. Её рассматривать долго можно. Все эти прожилки на крыльях. Она как живая, эта стрекоза. Узкое членистое брюшко и даже вилочка, раздвоенная на самом кончике живота. Крупная голова и огромные глаза из двух овальных блестящих камешков, искрящихся даже сейчас, при слабом свете в салоне машины.
– Смотри, красота какая! – Майк протянул зажим на раскрытой ладони, и Ким с неохотой повела глазами, против воли проявляя чисто женский интерес, смешанный с лёгкой издёвкой:
– Что это? И откуда у тебя такая прелесть?
– Нравится? Дарю!
– Что это за камни? – Она покрутила стрекозу в пальцах, удерживая обеими руками за спаренные крылышки, тоненькие, почти прозрачные. – И вообще, на серебро похоже... Дорогая вещь, должно быть. Стянул у кого-нибудь, да? Рассказывай давай!
Под внимательным подозрительным взглядом Кимберли Майк признался с неохотой: