– Он увидел ее мертвой?
– Так он мне сказал.
– В субботу?
– В воскресенье Тони поехал туда, снова заглянул в окно и увидел, что ей капут. По крайней мере, так он мне рассказывал.
– А как он узнал, что она мертва?
– А я почем знаю? Я его не допрашивала. У меня мелькнула мысль, что он сам ее прикончил. Тони ведь был форменным психом.
– Кто-то лжет, Джо. Энн Майер была жива в понедельник. Ваш дедушка видел ее с Керриганом во второй половине дня.
– Я не уверен, что это была она, – вмешался Мак-Гауэн.
– А кто? Каблук был от ее туфли. Должно быть, Акиста ошибся. Возможно, ему только показалось, что она мертва. Он был здорово пьян в воскресенье?
– Достаточно, – ответила Джо. – Но ему это не показалось. Дон ездил на озеро в понедельник, когда я рассказала ему об этом, и ее тело было там, как и говорил Тони.
– А где оно теперь?
– Где-то в пустыне. Дон отвез его туда и оставил.
– Это и была услуга, которую он оказал другу?
– Очевидно. Но Дон говорил, что должен был убрать ее из своего дома. Он боялся, что ему пришьют убийство.
– Где именно он оставил труп?
– Откуда я знаю? Меня там не было.
– Но Боузи был?
– Да. Он поехал за Доном в пустыню и привез его назад.
Глава 25
Мы поднялись на гребень. Внизу во мраке лежала долина. Я выключил зажигание и поехал вниз без мотора и без света, контролируя скорость ножным тормозом. Крутой извилистый спуск выпрямился, превратившись в главную улицу Трэверса.
Я остановился перед бывшим рестораном. Окна были забиты досками. На склонах виднелись безликие сооружения, придавленные снегами минувших зим. Над ними темнели груды шлака из старых шахт, словно макеты окружающих гор.
Примерно в четверти мили ниже нас, в дальнем конце заброшенного города, светился белый прямоугольник большого дверного проема. Двое мужчин входили внутрь и снова выходили, вынося ящики к задним дверцам большого грузового фургона. Они двигались с усталой механичностью потерянных душ, работающих в адских рудниках.
– Это они, – прошептала Джо. – Я не хочу подходить ближе.
– Я бы и сам вас не пустил. Они вооружены?
– По-моему, да. А у одного из них, которого они называли Фаустино, есть даже автомат.
– Скверно. Лучше выйдите и подождите в переулке. На всякий случай спрячьтесь за чем-нибудь. Мак-Гауэн, ваше ружье заряжено?
– Не беспокойтесь.
– А как с вашим глазомером?
– Пару недель назад я застрелил оленя с четырехсот ярдов. Если бы было светло, думаю, я мог бы достать их отсюда.
– Подождите десять минут, пока я спущусь туда, а потом открывайте огонь. Только поберегите пару патронов – на случай, если они попытаются прорваться. Эта дорога – единственная, которая ведет отсюда?
– Не считая троп для горных козлов.
– Если кто-нибудь из них ускользнет от меня, укройтесь за машиной и попытайтесь его остановить. Начинайте стрелять через десять минут.
– У меня нет часов.
– Тогда просчитайте медленно до пятисот.
– Хорошо.
Он вылез из машины и залег на дороге. Джо исчезла в переулке позади заколоченного ресторана. Я начал спускаться с холма с револьвером в руке, стараясь держаться поближе к зданиям. Это были пустые оболочки давно исчезнувшего бизнеса – парикмахерская, кафе-мороженое, магазин. Теперь их единственными хозяевами были бурундуки и койоты, скрывающиеся в тени. От высоты и безмолвия у меня в ушах звенело, словно от большой дозы хинина.
Ярдах в ста от освещенной двери я опустился на четвереньки, сразу припомнив запахи пороха, огнеметов и паленой плоти – ароматы зеленой и кровавой весенней поры на Окинаве. Я полз по остаткам тротуара от одной двери к другой. Мое время истекало.
Свет лился из распахнутых двойных дверей каркасного дома на другой стороне улицы. Над входом висела вывеска пожарной станции. Внутри стоял грузовик Майера с зажженными фарами и открытыми задними дверцами. Фургон был почти опустошен. Двое мужчин выгружали последние ящики и передавали их третьему в голубой фургон.
Они были обнажены до пояса и покрыты потом. Один из них был смуглый и широкоплечий, с черными кучерявыми волосами на груди, спине и руках, другой высокий, крючконосый, с бесцветными светлыми глазами и синеватой татуировкой на предплечье. Он передал ящик в фургон и обернулся к своему компаньону:
– Аппетитная была девочка. Интересно, что с ней стало.
– Тебе когда-нибудь бывает достаточно?
Оба тяжело дышали и двигались вяло. Смуглый парень втолкнул ящик в фургон и прислонился к нему. Я пристроил дуло револьвера на обломок асфальта и прицелился парню между глаз. Невидимый кулак ударил в борт фургона. Я выстрелил, прежде чем на холме затрещало ружье Мак-Гауэна. Один глаз у смуглого парня лопнул, как коричневый агат. Он вперился оставшимся глазом в темноту, забрызганную пятнами электрического света, двинулся ко мне на подкашивающихся ногах и рухнул лицом вниз, как Тони Акиста.
Высокий мужчина метнулся в здание и медленно вышел оттуда с автоматом Томпсона в руках. Автомат затарахтел, полыхнув в мою сторону шафрановой вспышкой. Я выстрелил слишком поспешно и промазал. Пули прошивали стену позади меня, придвигаясь все ближе. Смерть кричала мне в ухо.
Второй и третий выстрелы Мак-Гауэна отозвались эхом на улице. Высокий парень повернул от меня свою ястребиную голову вместе с автоматом. Я тщательно прицелился в него и дважды выстрелил. Он шагнул назад и хрипло закашлялся, выронив автомат на дорогу. Фургон тронулся с места.
– Подожди меня, ты, сукин сын! – завопил высокий, перекрывая рев мотора.
Подобрав оружие и вцепившись ладонью в живот, он побежал вперед и вскочил в фургон, когда тот поворачивал передо мной. Я разрядил в машину револьвер, но фургон переехал лежащее на дороге тело смуглого парня и помчался по улице.
Ружье Мак-Гауэна трижды выстрелило, но это не остановило голубой фургон. Проехав по улице, он стал подниматься на гребень.
Боузи вышел из пожарной станции, когда я перезаряжал револьвер. Он шел как слепой, расставив ноги и разведя руки. Лицо его распухло и посинело, глаза были закрыты.
– Майк, Клинчер, что случилось?
Боузи споткнулся о лежащего на дороге смуглого парня, опустился на колени и встряхнул безжизненное тело.
– Майк, это ты? Очнись!
Поняв, в чем дело, Боузи завыл, как койот, и отполз в сторону.
Я двинулся к нему. Услышав звук моих шагов, он испуганно присел и пролепетал сквозь стиснутые зубы:
– Кто это? Я ничего не вижу. Эти ублюдки ослепили меня.
Я присел с ним рядом.
– Дай-ка взглянуть на твои глаза.
Боузи поднял голову, продолжая скулить. Я приподнял пальцами его веки. Глазные яблоки налились кровью, но не были повреждены. Он уставился на меня, пытаясь разглядеть мое лицо.
– Кто вы?
– Мы встречались раньше. Дважды.
Узнав меня, он попытался сопротивляться. Но его движения были слабыми и беспомощными.
– Неужели тебе мало досталось, парень?
Я запустил руку в меховой воротник куртки Боузи, поставил парня на ноги и ощупал одежду. Оружия не было. Но в кармане лежал мой бумажник, а на запястье были мои часы с разбитым стеклом. Я сорвал их с его руки. Он не сопротивлялся, окончательно утратив боевой дух.
Длинные рыжие волосы падали на изуродованное лицо Боузи, словно обмякшие крылья. Он, моргая, смотрел на лежащий в луже крови труп.
– Выходит, вы прикончили Фаустино.
– Он был слишком неосторожен.
– А где остальные?
– Уехали в фургоне.
– Хотите знать, где их можно найти? Отпустите меня, и я приведу вас к ним.
– В этом нет необходимости. Они никогда не вернутся в Нью-Мексико.
– Значит, вы знаете, кто они? – Он казался разочарованным.
– Банда, на которую ты работал водителем в Альбукерке.
– Ага. – Он сплюнул кровью на труп у его ног. Вид мертвого врага придавал ему уверенности и делал его разговорчивым. – Моя ошибка в том, что я снова с ними связался. Я классный вор и работаю в одиночку. Но Фаустино предложил мне двадцать пять штук за тысячу двести ящиков. И я дал себя одурачить. – Его голос дрогнул от праведного гнева. – Такой груз на его территории стоит почти сотню штук, но когда я потребовал свою долю, он навел на меня автомат и приказал своим громилам отделать меня как следует. – Его пальцы ощупали распухшую физиономию. – Жаль, что вы прикончили Фаустино. Я бы хотел сам рассчитаться с ним.