Когда он открыл лицо, морщины на нем стали глубже. Он стиснул руки молитвенным жестом, стараясь унять дрожь. Несмотря на мятый деловой костюм, он походил на оборванного святого с картины Эль Греко.
– Хильде придется провести много времени взаперти, – сказал я. – Место заключения зависит от того, вменяема она или нет. Как по-вашему?
– Не знаю, что скажет жюри. Конечно, она эмоционально неуравновешенна – вы сами видите. Хильда нигде не была полностью нормальной с тех пор, как я с ней познакомился. Очевидно, это одна из причин, по которой я на ней женился. Жизнь в доме Майера буквально сводила ее с ума. Некоторым людям необходимо быть нужными. Я один из них.
Теперь я понимаю, что в этом качестве больше слабости, чем силы, и оно не слишком хорошая основа для брака. Но почти десять лет это срабатывало, и если бы у нас были дети, то могло срабатывать и дальше. Но я не смог сдержаться... – Его взгляд был устремлен на меня, но он, казалось, меня не видел. – Трудно долгие годы заставлять себя хотеть того, что тебе не нужно, и держаться подальше от того, чего больше всего желаешь.
Я хотел сына, – продолжал он, – но Хильда не могла мне его дать. Наша совместная жизнь стала пустой. Мы пытались заполнить ее новым домом, мебелью... – Он окинул взглядом залитую солнцем комнату. – Но это не приносило радости. Я больше не любил Хильду, и не думаю, что она когда-нибудь любила меня. В ее сердце было слишком много страха, чтобы уметь любить.
– Чего же она боялась?
– Думаю, это началось с отца, а потом распространилось на все остальное, включая меня. – Он глубоко вздохнул. – Иногда у нее был взгляд, как у дикого животного, которое я был должен кормить и приручать. Пока я мог дарить ей свою любовь, она была в безопасности. Почти десять лет мне удавалось поддерживать ее в почти нормальном состоянии. Но потом я сорвался. Это моя вина – я переоценил свои силы.
Черч ударил по бедру ребром ладони, словно разрубая на куски свою жизнь.
– Думаю, меня потянуло к Энн с первого же раза, когда я ее увидел. Я не отдавал себе в этом отчета, когда она жила с нами, да и долгое время после того. Она была совсем молоденькой, и я не собирался повторять то, что сделал ее отец. Энн была мне как дочь, – правда, когда она подросла, то стала блудной дочерью. Во мне было слишком много от пуританина, чтобы я мог одобрять ее поведение. Но она обладала тем, чего мне недоставало – весельем, умением любить смеясь, а не плача. Энн была похожа на Хильду и в то же время совсем другая. Как две стороны одной монеты.
Прошлой весной, когда зазеленели холмы, я стал мечтать о ней. Еще бы – брачный сезон. – Черч иронизировал над собой, как старик, вспоминающий бурную юность, но в его голосе слышалось воодушевление. – Я придумывал способы встретить ее на улице или убедить Хильду пригласить ее к нам. Но когда Энн приходила, я боялся к ней приближаться. Она была так хороша...
Конечно, я мог остановить себя. Но меня подстрекала... любовь, плоть, снисходительность к собственным слабостям – можете называть это как хотите. Я думал, что заслуживаю большего, чем имею. Вот я и получил большее. И не я один.
В июне мы втроем поехали к океану на уик-энд. Я не хотел брать ее. Я боролся с собою и знал, что проиграю, но Хильда настаивала. Думаю, ей хотелось увезти Энн подальше от Керригана. В первую же ночь после нашего приезда туда у Хильды разыгралась мигрень. Мы с Энн оставили ее в мотеле и пошли прогуляться на пляж. Долгие годы – с тех пор, как она выросла, – мы не были с ней наедине. Вот тогда все и случилось...
Услышав звуки в патио, я поднялся и подошел к двери. Хильда, стоя на коленях, выдергивала сорняки, растущие у края клумбы.
– Это было мое преступление, – послышался за моей спиной голос Черча. – Я разлюбил Хильду и отдал свою любовь ее сестре. Энн тоже влюбилась в меня. Мы использовали любую возможность, чтобы побыть вместе. Я уезжал на ночь с Энн, а Хильда ждала моего возвращения и смотрела на меня глазами раненого животного. Она никогда не говорила ни слова об Энн и не задавала мне вопросов – только снова ушла в себя, как до нашего брака. Думаю, я хотел, чтобы это случилось. Временами я желал, чтобы она окончательно лишилась рассудка, чтобы я смог жениться на Энн и иметь от нее детей... – Его голос дрогнул. – Кое-что из моих желаний исполнилось.
– А Хильду никогда не госпитализировали?
– Один раз – в первый год нашего брака. Она пыталась покончить с собой. Ее десять дней обследовали в окружной больнице. Хильда ждала ребенка, и врачи приписали попытку самоубийства ее беременности. Она сказала мне, что не хочет приносить младенца в этот мир, и в ту же ночь приняла большую дозу снотворного. Ей вовремя промыли желудок.
Я мог не забирать ее из больницы – врачи оставили это на мое усмотрение. Но мне казалось, что дома я смогу обеспечить ей лучшую жизнь. К тому же она носила моего ребенка.
– И что стало с ребенком?
– Она его потеряла. После этого ее состояние улучшилось.
– А ей когда-нибудь лечили психику?
– Время от времени она принимала какие-то таблетки, которые ее поддерживали.
– Ну, это отличный фон для признания ее невиновной на основании психического заболевания. Скажите, она заранее планировала убить Энн?
– Нет, это было непреднамеренное убийство. Я могу это доказать, если мне поверят. У нее не было оружия, когда она поехала туда.
– Да, она мне говорила, но я не знал, правда ли это.
– Правда. Хильда взяла револьвер у Энн или нашла его в летнем доме. В субботу вечером я видел его на комоде и предупредил Энн, чтобы она не бросала где попало заряженное оружие. Но она не позволила мне разрядить револьвер, считала, что он ей нужен для защиты.
– От Хильды?
– Сомневаюсь. Она никогда не боялась Хильду.
– И напрасно. По словам Хильды, Энн сама дала ей оружие. Для вас в этом есть какой-то смысл?
– Мне она тоже так сказала. Но Энн не стала бы этого делать.
– Конечно. Она ведь знала, что Хильда пыталась покончить с собой.
Я двинулся к двери. Хильда по-прежнему стояла на коленях, но теперь она рвала не сорняки, а красные лобелии, бросая их на землю.
Черч пронесся мимо меня в патио.
– Хильда! Что ты делаешь?
Она посмотрела на нас через плечо. Ее лицо было влажным и красным.
– Мне не нравятся эти цветы. Они стали некрасивыми. – Бросив взгляд на лицо мужа, она испуганно отпрянула. – Все в порядке, папа... я хотела сказать, Брэндон?
– Все в порядке, Хильда, – ответил он после паузы. – Делай с цветами что хочешь. Они твои.
– Можно задать вам вопрос? – заговорил я. – Об Энн.
Она поднялась, откинув волосы грязной рукой.
– Но я же рассказала вам об Энн. Это был несчастный случай. Я взяла револьвер, и он выстрелил. Энн посмотрела на меня и упала на пол.
– Каким образом оружие оказалось у вас?
– Энн дала его мне, – ответила она. – Я же говорила.
– Почему она дала его вам? Не помните, она что-нибудь сказала?
– Что-то припоминаю.
– Постарайтесь вспомнить, миссис Черч.
– Энн смеялась надо мной. Я сказала, что, если она не оставит папу в покое, я убью себя.
– Оставит в покое вашего отца?
– Нет. – Ее взгляд был озадаченным. – Брэндона. Энн пошла в спальню, принесла револьвер и протянула его мне. «Можешь убить себя, – сказала она. – Это твой шанс. Он заряжен». – Хильда сделала паузу, словно прислушиваясь. – Но я убила не себя, а ее.
Позади раздался стон Черча. Я повернулся. Он выглядел как человек, еле выживший после долгой болезни. Над его головой пролетела колибри, похожая на разноцветную пулю. Он наблюдал за птицей, пока она не скрылась в небесной лазури.
Его жена вырывала последние цветы из влажной земли. Когда прибыла полицейская машина, клумба была опустошена, и Хильда начала обрывать лимонное дерево. Черч промыл и перевязал кровоточащие руки жены, прежде чем ее увели.