– О, Господи! Да вы что?!!! Быть такого не может! Он же такой добрый! И мухи не обидит…Мой сыно-очек… Моя крови-ино-очка…
– Прошу, гражданка, успокойтесь. Встречи с родственниками запрещены. Он – особо опасный преступник. Я не имею права разглашать место его нахождения. Поверьте мне, это в ваших же интересах. В целях вашей безопасности и безопасности его семьи. С этой же целью его жена и дети перевезены в другое место и произведена смена фамилий. Это ради вас же, – повторил полковник.
– Ох, мне-то зачем безопасность? Я уж свое отжила. Жду, когда Господь призовет. Хотела умереть спокойно. А тут такое горе… Такое горе… За что его держат? Не может быть, чтобы это он убил кого…
– К сожалению, есть неоспоримые факты, что он убивал, а также насиловал, – осторожно добавил Сидоренко. – Ближе к лету, думаю, начнется судебный процесс.
– Чтоб мой Ванечка да насильник? В жизни не поверю! – еще пуще зашлась мать. – Знаю я, как вы эти признания получаете! Невинного человека в тюрьму посадили, а преступник на воле гуляет! Это вы – убийцы… Да как вам не стыдно то?
Один из присутствующих направился к графину с водой и затем протянул стакан посетительнице. Неожиданно третий мужчина возле окна не без любопытства в голосе произнес:
– Скажите, голубушка, вы знали, что ваш сын страдает половым бессилием? Что он с трудом может совершить половой акт? Он вам доверял свои беды?
– Александра мне ничего такого не рассказывала. Что вы за глупости все говорите! Как же не мог, если у них двое ребятишек? А вы еще его насильником обзываете!
– Скажите, – будто ничего не расслышав, продолжал тот, – какие отношения у вас были с мужем? Он вас избивал? Вас на глазах мальчика или самого мальчика?
– Жили мы обычно. Как все. Ну, наказывал иногда… Что в этом такого?
– Еще вопрос. Принижение чувства собственного достоинства у сына, принижение его мужественности было как-то связано с его половыми органами? Может, быть кто-то в семье, возможно шутливо, говорил что-то неприятное или болезненное об этом?
– Не-ет… – всхлипнула женщина и сделала пару глотков воды. – Если бы помнила, то наверняка сказала бы… Что мне сейчас уж скрывать? Девушек у него долго не было точно, – ведь он учился много…
– Еще один нескромный вопрос. Ваш сын как-нибудь иначе проявлял свою сексуальность в подростковом возрасте? Занимался онанизмом?
– Что вы такое говорите?! Срам какой!
– Это важно. Вы можете вспомнить?
Посетительница расстегнула верхнюю пуговицу. Оперлась на клюшку и прошептала:
– Было один раз. Застукала его за рукоблудством. Лет тринадцать ему было. Пришла пораньше домой, заглянула к нему в комнату, а там…Исхлестала его почем ни попадя, чтобы дурака то не валял. Попугала тоже. Говорят, что кто этим делом занимается – дети инвалидами или слабоумными рождаются. Слава Богу, Господь миловал. Все детки здоровехоньки… радость наша…
– И больше его за подобным занятием не замечали?
– Нет. Как бабка отшептала. Он потом плакал. Извинения просил. Я, почитай, с месяц с ним потом не разговаривала…
Не добившись своего, мать заключенного ушла. А профессор Кравченко, переглянувшись с Андреем Львовичем, и обращаясь больше к самому себе, подытожил:
– А ведь все могло бы быть по -другому…
– А эти подробности вам зачем? – не понял Ковалев.
– Диссертацию пишу о причинах подобного социального явления на примере вашего подопечного. Полезная вещь. Может, кто-то и заинтересуется… Нет, все – таки удивительно, что именно вы его поймали! Как вы его вычислили то?!
Сидоренко мотнул головой и пояснил:
– Вычислила его следователь Краснова, – она первая на след Смирнова вышла. Я же на него нарвался случайно.
Глава 50
– Воронцов на выход!
Команда прозвучала отчетливо и громко. Оттолкнувшись ладонью от тюремной койки, Ваня тяжело поднялся, его в наручниках вывели в мрачный холодный коридор. Конвоир шел следом. Бесконечные решетки сменялись многочисленными дверями и ограждениями. Затем машина долго ехала по разбитой колее и, наконец, его ввели в залитый мощным напряжением зал суда. На мгновенье он растерялся, заморгал. Сколько народу! Народ, которого он всегда так стеснялся. На несколько бесконечных секунд в зале воцарилась мертвая тишина. И словно горная лавина, набирающая все больше и больше скорости, откуда-то сверху обрушился шум деревянных сидений, щелкающих фотоаппаратов и камер, вскрики и галдеж публики и резкий истошный женский крик… Молоток грубо и требовательно застучал, но унять бушующую волну эмоций было не так-то просто.
– Успокойтесь! Тишина! Иначе всех… из зала… не мешайте… прошу же…
Ваня открыл зажмуренные веки и сотни любопытных глаз, словно заряженные электричеством иглы, воткнулись в него наблюдая, оценивая… Его боязливый взгляд скользнул по этим абсолютно чужим маскам непрекращающейся боли, гнева, страданий, искреннего удивления, отвращения, откровенного любопытства…
Ваня непроизвольно отвернулся, чувствуя как колючие взгляды ощупывают его обритую голову, рот, брови. На него смотрели, словно на диковинного зверя, ужасного и опасного, и чего-то напряженно выжидали. Очевидно, никто бы не удивился, если бы он сейчас начал сыпать из глаз искрами и метать огненные стрелы. «Чего от меня хотят все?» – вертелось назойливо в мозгу. Вдруг осознание собственной власти и могущества теплой благодатной волной излилось в душу и Воронцов, неожиданно для себя, высунул язык и словно в припадке безумия закатил глаза. За решеткой раздался дикий, животный рык и свидетели увидели то, чего так долго ждали – извращенного убийцу, жестокого маньяка с жуткой гримасой на лице. Сумасшедшего. Того, кто действительно совершил все эти кровавые злодеяния.
Гул из сотни криков, механических щелчков и истерических воплей выстрелил в него в один миг: «Убийца! Людоед! Чтоб ты сдох, сука! Сгорел заживо! Господи, пусть ему дадут меньший срок, – чтобы я смог тебя потом сам, своими руками разорвать на тысячи кусков! Я сам перегрызу тебе глотку! И ты узнаешь наконец-то – что это такое – БОЛЬНО!» Одна пожилая женщина приблизилась к Воронову и смачно, с ненавистью плюнула ему в лицо. С ее губ сорвались слова, полные желчи и жгучего яда: «Откуда такие выродки только берутся? Я бы вас всех своими руками перестреляла! Урод! Урод! Мразь! Убью! Куда Господь только смотрит?»
Охрана настойчиво увела ее в сторону, давая Воронцову время прийти в себя. В зале заседания засуетились врачи, приводя кого-то в чувство. Ваня закрыл глаза. В памяти неожиданно всплыла картина далекого прошлого, где его бьют ногами на школьном дворе. Тот унизительный плевок соседки Людки прямо в лицо…Ничего не изменилось. «Все было бессмысленно», – отчетливо подтвердило сознание, – «Ты проиграл».
Он так ничего и не смог изменить, сколько ни старался. Его окружает вся та же ненависть и презрение. Зола разбитых вдребезги иллюзий нестерпимой болью оседала на сердце. Время словно останавливалось, замедляло свой бег. Движения окружающих все больше казались заторможенными, ватными, из другой реальности и пространства и вой вокруг становился все тише, отдалялся, превращаясь в неясные странные звуки, похожие на то лесное эхо…
Полгода во всех газетах и новостях сообщали о том, как адвокат Воронцова намеренно показывал подзащитного как тяжело больного, несчастного человека, которому необходима срочная помощь. Осуждали адвоката, подсудимого. А сам маньяк то замыкался в себе, то старательно разыгрывал из себя невменяемого, писал бесконечные жалобы и прошения о помиловании. В итоге приговор «смертная казнь» был встречен бурными аплодисментами…
03 июня 1995го года Иван Константинович Воронцов, в возрасте сорока трех лет, приговоренный к смерти за восемь преднамеренных убийств, был казнен выстрелом единственной пули в затылок.
Послесловие
Сидоренко с чувством выполненного долга вышел из зала суда. Небывалый подъем царил в его душе. Нет, есть все-таки и в его работе приятные моменты! Преступник пойман и осужден. И какой! Прямо скажем, знаменитость! Во всем мире, на всех телеканалах обсуждается эта новость. Газетчиков, как грязи. Главное – люди могут теперь спать спокойно. В том числе благодаря ему. Сколько времени, сил, нервов, здоровья было потрачено! Еще одного такого поймает – и можно с уверенностью будет заявить, что жизнь прожита не зря. Хотя, чем меньше подобного сорта ублюдков, тем лучше. Откуда такая жестокость? Может, дело и правда в каком-то генетическом коде? Наука в этом больше понимает. И потом, не его это дело в мозгах преступников ковыряться, – его дело их ловить. Да растить вместе с Веркой детей… Андрей, посвистывая, свернул за угол, подошел к ларьку с мороженым. Народу было немного, – несколько пацанов лет десяти, темноволосая девушка, а за ней – женщина лет тридцати с маленьким мальчиком в яркой цветной панамке.