й губы. И жестко взял за подбородок, не давая уклониться. — Непослушная. Непрофессиональная. Лживая сучка. Надо наказать, а? Пальцы его жестко и плотно держали ее, не позволяя отвернуться, отшатнуться, темный бешеный взгляд отслеживал все изменения в настроении. Казалось, он наслаждается ее страхом, подпитывается им. Каролин застыла, не в силах сопротивляться его наглым рукам, боясь пошевелиться. Лицо ее было бесстрастным, и только глаза выдавали весь ужас, в котором она находилась. Эйдан подхватил ее под локти, легко поднял, толкнул к столу. Каролин вскрикнула, ударившись бедрами о столешницу, развернулась лицом к нему, успевая только упереться бессильно руками в его грудь. — Эйдан, прекрати. — Она не смогла сдержать дрожь в голосе, — Я готова отдать гонорар… — Нахуй мне твои деньги? Ты что, плохо слышишь, детка? А? Эйдан резко дернул блузку на ее груди, легко преодолевая сопротивление, опрокинул Каролин на столешницу, разодрал узкую юбку до пояса. Замер, с удовлетворением оглядывая открывшийся ему вид на нижнее белье и стройные ноги в тонких чулках. Женщина понимала, что кричать бесполезно. И чревато. Он пришел с подчиненными, они наверняка в приемной. Никто не пройдет через них. Помочь ей некому! Остается только уповать на свой подвешенный адвокатский язык. — Эйдан… — Тихо, детка, тихо, — голос его, и без того низкий и сексуальный, стал еще более волнующим, на каком-то животном уровне заставляющим дрожать все внутри, подчиняться. — Не надо дергаться. Спорим, что тебе самой хочется? — Нет, нет, нет! — Она, потеряв всякую уверенность в том, что сможет спастись от него, начала испуганно и беспорядочно колотить его кулаками по плечам, стараясь попасть по лицу, но все было впустую. Слишком сильный. Он играючи перехватил ее руки за запястья, крепко сжал одной ладонью, другой легко, но чувствительно шлепнул Каролин по щеке и тут же успокаивающе погладил место удара. — Не дергайся, девочка, — все так же тихо и страшно проговорил он, — я всего лишь хочу получить компенсацию за моральный и материальный ущерб. — Эйдан, — Каролин задыхалась от ужаса, ощущая его жадные бесцеремонные руки уже на своих бедрах, по-хозяйски сдирающие белье, — Эйдан, не надо так, пожалуйста… Эйдан, отпусти! Я все поняла, я верну тебе весь ущерб, только не наказывай меня так, ты слышишь? Она не выдержала и все-таки сорвалась на крик, понимая, что он ее уже не слышит. Эйдан поддернул ее на себя, поудобнее располагая на столешнице, жестко раздвинул ноги, провел пальцами по промежности, легко проникая внутрь. И замирая. И глядя на Каролин с понимающей веселой усмешкой. — Мокрая, а? Вся мокрая, блядь! Ну ты и потаскушка! Ну надо же! Хочешь, значит? — Нет! Нет! — Каролин беспомощно выгнулась, ощущая его пальцы у себя внутри и сгорая от ужаса и стыда. Потому что он был прав. Она, несмотря на весь кошмар ситуации, была совершенно, предательски мокрой. Она почувствовала это сразу, стоило ему войти в кабинет и посмотреть на нее своим фирменным злым-веселым взглядом. Вот только знать, что он теперь это тоже знает, знает, как ее ведет от ужаса и похоти, было самым страшным, самым ужасным в этой дерьмовой ситуации. Потому что теперь у него карт-бланш. Эйдан вынул пальцы, поднес к лицу, вдохнул ее запах. Ноздри хищно дрогнули. — Сладкая какая. — Он облизнул пальцы, провел по ее лицу, оставляя мокрый след, спустился к шее, обхватил, слегка сжал, не больно, но крепко. — Не дергайся. Последнее прозвучало приказом. И Каролин, судорожно вздохнув, подчинилась. В конце концов, что она могла сделать? Только прерывисто и жалко вздохнуть, ощутив тяжесть крепкого тела на себе. Только тихо застонать, когда он резко двинул бедрами, проникая в нее. Только запрокинуть голову, давая доступ неожиданно мягким губам к шее. Только вздрагивать от жесткости его щетины на своей груди, от хриплого развратного шепота на ушко. Она извивалась в его руках, то прижимаясь сильнее, чтоб вдохнуть полной грудью его совершенно крышесносный запах и провести языком по мощной загорелой шее, помимо воли наслаждаясь вкусом, то отклоняясь назад, чтоб утонуть в темных сумасшедших глазах, жадно оглядывающих ее, распластанную на столе, с растрепанной сбившейся прической, зацелованными губами и совершенно безумным взглядом. Стол, не предназначенный для таких нагрузок, опасно скрипел, Эйдан, успевший снять только куртку, поощрительно матерился, когда Каролин стаскивала с него майку, чтоб в полной мере ощутить гладкость и рельеф его мускулов, жар его кожи, проводил тяжелыми руками вдоль изгибающегося тела, получая дополнительное нереальное удовольствие от ощущения нежной и чувствительной к ласкам плоти под пальцами, от ее, такой потрясающей покорности, отчаянной жажды и готовности, с которой она подавалась ему навстречу. Он в очередной раз поймал ее взгляд, полный абсолютного безумия, ускорил темп, так что стол стало уже не трясти, а бросать, наклонился к ней, жадно и горячо поцеловал в распахнутые в стоне, искусанные губы и, понимая, что она уже на грани, опять положил ей руку на горло, чуть сдавил, аккуратно контролируя ее дыхание, и прошептал жарко: