— Я все проверю.
Мужчина исчез в лифте, и Наоми Сол снова повернулась к Габриелу:
— Никогда не думала, что содержание вольера потребует столько хлопот. Мы попытались создать здесь простейшую экосистему, но недели не проходит без несчастных случаев. И неизменно по причинам, которых можно было бы избежать, если бы не юридические проектные ограничения на все что угодно генинжевое. Сами знаете, все должно быть одобрено чуть ли не в пятнадцати независимых технических комитетах.
— Ну, полагаю, у них есть свои причины, — небрежно сказал Габриел.
— О, конечно, и я последняя, кто стал бы это оспаривать. Но желать не запрещено. В прошлом месяце у одной из карликовых белых цапель случился припадок, и она запуталась в плюще. Мы обедали здесь и услышали треск. В следующую секунду эпилептическая цапля уже плескалась в тарелке судьи Уэллера. Но судья и глазом не моргнул. Он поднимает голову и говорит: «Не могли бы вы сказать повару, что мой суп немного недоварен?»
Хозяйка весело засмеялась, а Габриел выдавил кислую улыбку.
Отсмеявшись, Наоми счастливо вздохнула:
— Такие вот дела. Обычно говорят, что верблюд был лошадью, разработанной каким-то комитетом. В наши дни это буквальна так.
Грациозным жестом она подняла вуаль, открывая лицо, напоминающее полированную африканскую статуэтку. Ее глаза под нависающими веками смотрели гордо и уверенно. Кожа Наоми была гладкой, но твердой как красное дерево — красивая, но без подлинного характера. Может, косметические процедуры и возвращают вид юной конфетки, но по лицу человека можно прочесть историю его жизни, а регенерация неизбежно счищает эту историю. И какой тогда смысл жить, чтобы потом так себя ограбить?
— Вы когда-нибудь видели настоящего соловья? Сол подняла вверх палец.
— Нет, не этого. Настоящего соловья. Настоящий — он довольно невзрачный. Коричневый, знаете ли, с… чуть голубоватым отливом? Он возвышает себя красотой своей песни. Понимаете, он должен петь, чтобы сделаться особенным. Эта необходимость… и придает ему достоинство.
— Хм-м. — Лицо Наоми снова повеселело. — Почему я чувствую себя как автор телепрограмм, который только что получил плохую рецензию?
Смущенный, Габриел соскользнул с кресла на пол и, запахнувшись в пальто, сел скрестив ноги. Он и сам понял, какими напыщенными прозвучали его слова. Досадуя на себя, землянин сказал:
— Слушайте, почему бы нам не поговорить о том, зачем я здесь?
— А-а! — Теперь в ее голосе слышалась насмешка. — Так вы не слишком любите игры.
— Я здорово играю в метание ствола.
— Метание…
— Не важно. Нет, я не люблю игры. В последнее время у меня их было больше чем достаточно.
Хорошо.
Сол повела рукой. Одна из спиральных мозаик отделилась от пола и поднялась на раскручивающейся двойной спирали из мемпласа до подлокотника ее кресла. Из получившейся крышки столика вышел бокал на длинной ножке с чем-то розовым и прозрачным. Наоми взяла бокал, деликатно пригубила.
— Полагаю, я должна перед вами извиниться, — промолвила она без тени раскаяния. — Я хотела увидеться с вами в ту ночь, но некоторые из моих служащих оказались излишне усердны.
— Если вы хотели видеть меня, то могли бы просто пригласить.
— Я же сказала, мои люди немного перестарались. Я деловая женщина, а не гангстер.
— Выходит, той ночью вы ждали меня внизу, в промышленном пластиновом секторе, с ковровой дорожкой и бокалами шампанского, так, что ли?
Габриел саркастически фыркнул и тотчас понял, что перегнул палку.
Пальцы Сол неощутимо сжали ножку бокала. Другой рукой она опустила вуаль.
— Вы не слишком облегчаете наш разговор.
— А почему я должен его облегчать?
— Может, из вежливости? Мне непонятно, почему учтивость и честность должны быть несовместимы.
— Мне это тоже непонятно. И непонятно, почему нельзя было просто подойти ко мне и пригласить? Зачем посылать отряд головорезов? Знаете:.. — упредил Габриел ее ответ, показывая на бокал, — у вас не найдется травяного чая? Из мяты с лакричным корнем. Это хорошее сочетание. Или просто стакана воды?
Сол снова повела рукой.
— Денубский ассам, — сказала она. — Думаю, в это время дня вы найдете его более освежающим, чем травяной чай.
Секция кофейного столика перед Габриелом открылась. Оттуда выехал изящный заварочный чайнике перламутровым покрытием и под стать ему чашка. Из носика струился пар, принося с собой запах смолистой терпкости. Наливая, Габриел с умеренным огорчением размышлял о том, что Сол, вероятно, права. Травяной чай погрузил бы его в дремоту.
— И все же зачем я здесь? — спросил он, поднимая чашку, и легонько подул, чтобы остудить чай.
— Я подумала, что мы сможем заключить небольшую сделку. У нас обоих есть что продать.
Габриел выдержал паузу.
— Вот как? И что есть у вас?
Наоми Сол царственным жестом подняла руку. Пушистый рубиново-красный комочек камнем упал из купола и сел на ее вытянутые пальцы. Шепча нежности, Наоми поднесла поющую птицу к губам. Ее глаза встретились с глазами Габриела.
— Ваш билет из Кьяры.
Прежде чем ответить, Габриел попробовал чай.
— Нет. Я… так… не… думаю, — задумчиво произнес он. — Я не думаю, что существует легальный способ вывезти меня из Кьяры. Ваша домашняя пиранья вытащила меня из тюрьмы, но… нет… я не думаю, что вам это сойдет с рук. Слишком много народу рвется меня здесь удержать.
Едва заметная улыбка скользнула из-под вуали Сол.
— Не думаю, что вы смотрите на это в правильном масштабе, мистер Кайли. Позвольте рассказать вам одну историю. Это анекдот из дочумовых времен. Ведущий бизнесмен однажды заметил, что если вы находитесь в нужном месте в нужное время, маленькая война может стать очень выгодным предприятием. Когда же кто-то возразил, что никому не известно заранее, когда и где начнется такая война, он ответил, что проще всего организовать ее самому.
Не получив ответа, Наоми Сол назидательно продолжила:
— Такого рода националистическая война, о которой он говорил тогда, в действительности больше невозможна — невозможна уже несколько столетий — ее слишком трудно сдерживать, но… дело в том, что нужно просто изменить свое восприятие масштаба. Соответственно изменится и ваше ощущение того, что возможно, а что нет.
— Может быть. Но если даже у «Байрон Системс» не хватает власти оставить меня в тюрьме, то и у вас, чертовски несомненно, нет власти, чтобы вытащить меня. Во всяком случае, легально. Будь у вас такая власть, я бы здесь не сидел, не так ли?
Габриел нарочно вложил нотку презрения в свой голос. Наоми Сол хвасталась перед ним своей силой, показав заодно и свое тщеславие. А тщеславие не только очаровательно человеческое, но и очень полезное качество.
Габриел явно задел ее самолюбие, потому что Сол резко ответила:
— Думаю, вы недооцениваете меня, мистер Кайли. Землянин беззаботно улыбнулся:
— Неужели? Ладно. Теперь мы знаем, что есть у вас, а что есть у меня?
Сол ничего не ответила. Тогда Габриел погрозил пальцем и притворно-ворчливо спросил:
— Вы же не хотите сказать «голубой ящик», а? Наоми окаменела.
— Он у вас? Габриел вздохнул:
— Нет, у меня его нет. И никогда не было. Я никогда его не видел, никогда к нему не прикасался. На самом деле впервые я услышал о нем как раз тогда, когда совершал небольшую прогулку в подвесной машине с вашими закадычными дружками. Конечно, — он поднял руку, — вы не обязаны этому верить — никто почему-то не верит, — но это правда. Хотите знать, кто я? Я турист. И это все. Знаете, — продолжал Габриел со смехом, — я поражаюсь. Неужели все здесь живут в вакууме? Неужели ни у кого нет семьи? Или друзей… хотя нет, у одного есть… у единственного человека из всех, кого я встретил! Но когда я оказался здесь, никто не верит, что я могу быть всего-навсего скорбящим братом, О нет. Нет-нет. Но это все, что я есть. Ну а чему решите поверить вы?
Наоми Сол откинулась на спинку кресла, и Габриел почувствовал, как ее взгляд анатомирует его. Внезапно он ощутил силу этой женщины и изысканную легкость, с которой она владела этой силой. Наконец Наоми сказала: