I. Пути Священного ордена
Среди вечной разрухи, обнесённой пеплом и песком, старинный город гниёт под янтарным пламенем испепеляющего взора монстра, нависшего над куполом пустого неба. Весь мир окутала темнота, и не было ей начала и конца. Звёзды, словно масляные фонари исчезли с небосвода, померкнув на фоне огненной точки, застывшей ровно посередине безмолвного неба. Вся земля изгибалась в чашу, от самого горизонта, оборачиваясь вокруг самой себя, создавая купол. Это верх и низ. Кто бы не увидел это собственными глазами, из живых, ни один не смог бы ответить на вопрос: как, это возможно?
Этот город живёт так давно, что никто уже и не вспомнит как он назывался раньше. Разделённый на несколько поясов, раздираемый неугасимым пламенем, он растянулся вдоль горизонта, уходя глубоко в небо. Из ребристых, тускло-жёлтых камней у разбитых домов прорастали стволы и голые ветки темных, жилистых деревьев. От сильных порывов безжалостного ветра, на их прутьях пошатывались повешенные на цепи, обмотанной ржавой колючей проволокой, исхудавшие, гниющие люди, изнывающие от боли. Их состояние повисло между жизнью и смертью, не переходя ни в одно из этих состояний.
Меж домов соседствовали магазины и лавочки, разместившиеся на длинной, изгибающейся в гигантский круг дороге, вымощенной черепами и костьми, посеревшими под гнётом непрерывного кровавого ливня. По этой дороге, нерасторопно шагали извращённого вида твари, кмеки. Небрежно окутанные в тряпьё и обмотки когда-то дорогих тканей. Немного напоминающие людей существа, перекатывали с ноги на ногу свои покрытые язвами, опухшие, гипертрофированные тела. Изредка пробегали худощавые, болезненного вида псы, словно гончие, выискивая лёгкую добычу среди обломков зданий. Испив крови однажды, адские исчадия уже не могут остановить непреодолимую жажду перед гниющей плотью умерших. Нюх привёл их к небольшому пепельно-песчаному насыпу под обсидиановым деревом. Псы, пристально принюхиваясь, начали разгребать облинявшими лапами песок и пепел. Нетерпеливо выгреб горбок, наружу показалось опухшее от некроза тело. И как только первые лучи пламени, извергающегося из темноты где-то в высоте, осветили его, то тут же ожило. Хриплый гул донёсся из глотки мученика, перерываясь злобным рычанием голодных тварей. Они вцепились в тело, жадно отрывая куски плоти. Песок залился липкой кровью, окрасившись в бордовый цвет. Несколько минут агонии, и мученик, преодолевая болевой порог, поднялся на ноги отталкиваясь и отбиваясь от псов.
Под стук железа и хруст черепов, на полумёртвом, обгнившем до костей, гнедом скакуне, облачённом в атласную белую ткань, прискакал рыцарь в лёгких латаных доспехах. На белой, накрахмаленной накидке выгравирован яркий, янтарный треугольник, окутанный пламенем. Он обнажил меч, не слезая с лошади, и поскакал на помощь бедолаге. Несколькими взмахами меча, он разорвал плоть гончей, выпустив её кишки наружу и перерубив хребет напополам. Двое других, внезапно набросились на лошадь, скинув всадника вниз и придавив его тушей скакуна по пояс к земле. Воспользовавшись моментом, грешник схватил заострённую кость, торчащую из золы, и набросился на ближайшую гончую. Он со всей силой проткнул костью череп пса насквозь, но это не остановило бестию, только раззадорило, и та с новой яростью набросилась на бедолагу, пока другая гончая отрывала куски сгнившей плоти от лошади. С пеной у рта, обезумевший пёс попытался вцепиться грешнику в ногу, но кость не дала пасти захлопнуться, и парень, поднял тушу бестии, схватив торчащую под челюстью кость. Из последних сил, он резко и размашисто очертил вокруг себя дугу телом гончей, хрупкая шея которой не выдержала и с хрустом обломилась, отделив зловонную тушу от головы. Тело, пролетело с пол метра, плюхнулось на пол и ещё некоторое время билось в ужасающих конвульсиях.
В то же время, рыцарь смог выудить из подкладки накидки короткий клинок и перерезал сухожилья лошади, чтобы освободиться из-под её веса. Благо лошадь, всем своим видом указывала на полную атрофию мышц и, следовательно, лёгкий вес, так что спастись оказалось не так уж и сложно. Немного подвесив её тушу лезвием меча, он выбрался и перевёл дыхание. В этот момент возле него пролетела туша пса без головы, и всадник, крепко взявшись за меч, принялся закончить начатое. С нарочито героической походкой, подошёл к гончей сбоку и резко полоснул её по шее мечом. Псина отскочила назад, трепыхнувшись от боли и начала ещё сильнее рычать. Вдруг все на мгновение замерли в ожидании нападения, и рыцарь достал из кожаной наплечной сумки стеклянный пузырёк с жидкостью. Он тихо прошептал что то, прислонив пузырёк к потресканным губам и резво бросил в сторону пса, но тот успел отскочить. Ударившись об пожелтелый череп, стекло разбилось в дребезги, разбрызнув жидкость во все стороны. То, что попало на пса, оставило за собой шипящие белой пеной ожоги, быстро наполнившиеся красными кровавыми пузырями. Бестия начала жалобно скулить, перебиваясь на хриплое гавканье и закатывала глаза от болезненных судорог, изгибая кривой хребет. Воин быстро подскочил к бестии, подняв меч над головой и саданул им прямо между глаз скулящего исчадия. Мышцы зверя ещё некоторое время были напряжены, пока меч торчал из головы, но постепенно расслабились и лезвие вернулось в ножны.