Прежде чем опустить шлем на глаза, ты бросаешь в сторону Гектора еще один предупреждающий взгляд. Аня, наблюдая за вами из дверей, говорит задумчиво:
— Есть что-то странное в ваших отношениях, чего я никак не могу уловить. Но это хорошо влияет на тебя, Гектор.
Неудивительно. Ты тут единственный вынужденный игрок.
Ты прощаешься с Аней, уходящей на работу, и машешь Гектору убраться из гостиной. Тот слушается, но не раньше, чем уносит из кухни еще одну чашку запретного кофе.
— Если что, кричи, — говорит он, закрывая дверь.
Наладонник синхронизируется со шлемом как раз вовремя — Света, сгорая от нетерпения, звонит сама. И шумно ругается на допотопную технику.
— Почему ты не используешь собственный шлем? Этому «нейрокому» лет сто!
— Обстоятельства. — Ты на всякий случай кладешь руку на рюкзак. Не хотелось бы, чтобы Гектор увидел шлем Джинна даже случайно. — Но это не должно быть проблемой, сигнал тут быстрый.
— Это не проблема, это просто... тяжесть бытия, — Света вздыхает. — Он обновляется уже минуту!
— Какой ужас!
— Смейся-смейся. Это все потому, что ты такой же старый, как этот шлем.
Света еще бухтит, пока возится с настройками, но ты уже можешь наблюдать, как гостиная Гектора и Ани меняет очертания. Границы исчезают, и ты ловишь легкую дезориентацию от того, что все еще сидишь на диване, но самого дивана уже не видишь и не чувствуешь. Ты осторожно поднимаешься на ноги, пытаясь представить, где в этом пустом черном пространстве должна находиться мебель, чтобы не споткнуться ненароком.
— Сядь обратно и попытайся расфокусироваться, — говорит Света. — Это полет комфорт-класса.
Ты слушаешься и еще через минуту у тебя получается привыкнуть. Немного странно ощущать себя раздвоенным — один сидит, другой движется вперед, и мышцы того, первого, настоящего, все еще напрягаются в попытках встать. Света несколько раз одергивает тебя, напоминая, что двигаться совсем необязательно. Пожалуй, если бы ты чаще играл, ты бы подстроился быстрее.
— У нас есть время, думаю. Они еще не пришли.
— Кто «они»?
— Узнаешь.
Голос Светы звучит все тише, и насмешка в нем сейчас — бледная тень прежней.
— Ты хотел поговорить с Амелией? Я исчезну, будь спокоен.
Ты не уверен, что без Светы действительно станешь спокойнее, ты не уверен, что вообще на это способен, но никогда в этом не признаешься. В наушниках начинает проступать тихий электронный шум — признак того, что блокировщики успешно поставлены и любой, кто пожелает влезть в ваш разговор, услышит только помехи.
Пространство принимает форму комнаты — рабочего кабинета, насколько ты можешь судить, разве что очень старомодного. Тяжелая мебель темного дерева — письменный стол, высокие шкафы с настоящими бумажными книгами, вероятно, ни разу не открытыми. Темно-зеленая обивка стульев и кресел, гладкий паркет под ногами. Широкие подоконники заставлены керамикой и резными фигурками, в окна видно яркую молодую листву, шелест листьев прекрасно сливается с электронным шумом. Есть даже камин с живым огнем — точнее, с очень точной его имитацией.
Амелия не замечает тебя. Она держит руку в пламени, потом поднимает ладонь к глазам и с сожалением осматривает нетронутую фальшивым жаром кожу.
Она вписывается в иллюзию с легкостью, она бы хорошо смотрелась за этим тяжелым письменным столом — наследница чего-то такого же старого и вычурного. Даже дерево и ткань здесь, кажется, подобраны именно так, чтобы гармонировать с ее каштановыми волосами и зелеными глазами.
У всех Эккартов, вспоминаешь ты, каштановые волосы и зеленые глаза.
Это их дом. Ее дом. Семейный особняк.
— Приятное место, — говоришь ты, чтобы обозначить свое присутствие. — Я присяду?
Ты садишься в кресло, не дожидаясь ответа. Амелия отвлекается от созерцания собственной ладони и поворачивается к тебе со все тем же напряженным и скорбным выражением лица. Несколько секунд она просто смотрит, потом хмурится сильнее и раздраженно дергает головой.
— Что это такое? — бормочет она. — Да какого черта?.. Света?..
— Она отключилась, чтобы дать нам время поболтать.
— Да что ты говоришь! — еще злее отзывается Амелия и гневно таращится на тебя.
Ты не можешь понять причины этого гнева и непонимающе хмуришься в ответ. Амелия моргает раз, два, три, трясет головой и вдруг распахивает глаза во внезапном озарении.
— Джинн? Серьезно? — она с удивлением выдыхает, растеряв всю злость. На лице мгновенно расцветает знакомая широкая улыбка. — Здорово снова видеть тебя!