— Эм… — подошла к ней Суви, — Кать?.. А ты что хотела сказать-то? — спросила она, аккуратно касаясь плеча девочки.
— Да неважно уже! — вздохнула Синицина, — Ничего не хотела. Просто… просто так.
— Ничего, говоришь?.. — покосилась кореянка.
— Ага. Ничего, — вздыхает Синицина, упершись лбом об расколоченную ей же доску, — Хотела и хотела. Что-б этот придурок сквозь землю провалился!
— Ну, — протянул Максим, пытаясь ногой расковырять то место, где стоял Михаэль, — Ну, как бы… ну да, провалился.
Катя повернулась с очень уставшим, не то разочарованным, не то яростным лицом. И посмотрела на место, где стоял мальчик. Никого там не было. И пол там не расковырять.
— Господи, ну за что мне все это?.. Почему именно он?.. Как это удалить из головы?.., — притворно захныкала белобрысая девочка.
— Ну, — подошёл уже Леня, — Теперь вопрос… куда он делся? Снова.
Такого я ещё не видел. Нет, на картинках и на видео, конечно, видел, но вживую…
Знаете, я в поместье-то себя ощущал не в своей тарелке, потому что привык к уютной маленькой квартирке, но здесь…
Я огляделся. Огромный, просто неадекватно огромный зал. Повсюду висели картины, стояло несколько статуй, а три огромные люстры освещали каменный мраморный стол, за которым мы сидели. А живой оркестр, играющий где-то в углу, наполнял помещение аристократичным бэкграундом. Живой оркестр, ёмаё!
Да даже вилки и ложки, даже тарелки у нас были серебряные с позолотой! И я уверен, это настоящее серебро и настоящее золото!
И это даже не тронный зал. Это просто грёбаная столовая!
— Ну, Михаэль, приступай. Ты не голоден? — на немецком спросил меня Вильгельм, указывая на мою тарелку.
Я медленно поднимаю на него глаза:
— Ты смеёшься? Да какой не голоден⁈ Ты выкрал ребёнка и предлагаешь ему просто поесть⁈
— В нашей семье не принято решать дела на голодный желудок, — пожимает он плечами, отрезая кусок сочнейшего стейка, — Да и что изменится от того, что поешь ты или нет? Ты всё равно никуда не денешься. Если ты хочешь сидеть и страдать, то ты просто будешь делать это голодным.
— Не так… ну вот вообще не так с внуком контакт настраивают!
Император поднял на меня глаза, ничего не ответил и вернулся к еде.
Я сижу во дворце Императора Германского, Вильгельма.
Я.
Сижу. Здесь.
И это мой дед.
Господи, какой же это абсурд! После моей телепортации и поимки он привёл меня вот сюда, во дворец. Всюду охрана, везде барьеры, а я в негаторах. И что делать — я без понятия! Он серьёзно после всего этого потащил меня просто жрать⁈ Это что вообще за день такой дебильный⁈
Надо выбираться. Надо как-то выбираться! Тема вообще нездоровая!
— Наручники-то хоть снимите… — пробубнил я.
— Нет, иначе ты сбежишь. Прежде чем их снять, мы должны с тобой поговорить, я должен всё объяснить. Разве не логично?
— Тогда я не буду есть!
— Ну тогда не ешь, — пожал плечами Вильгельм, продолжая, как ни в чём не бывало наслаждаться вкусной едой.
— И… и умру с голода! Тут прям лягу и помру!
— Будет глупо, но ладно, — вновь пожимает он плечами.
Я состроил злую манулью морду и сглотнул. Блин… какой сочный стейк… а пахнет как…
И с одной стороны — не хочу из принципа есть, будучи в магических наручниках и вообще похищенным! А с другой, скорее всего, это реально мой дед. И он реально хочет, чтобы я поел. И если я не поем, что от этого изменится?
В итоге я в любом случае буду здесь сидеть в наручниках, в любом случае буду с ним говорить. Только ещё и голодный!
Должен признать… в словах этого тирана есть логика.
«Блин», — цыкнул я в мыслях, — «Так он под себя всех и подмял, да? Вроде ты и недоволен, а вроде альтернатива какая?»
— Из принципа подавлюсь и сдохну! Прямо перед тобой.
Император не ответил.
«Да ё-моё. Где твои эмоции? Почему тебя не раскачать? Я же твой внук. Ты же должен меня любить, ползать передо мной и слюньки мне вытирать! Все так делают. Я милый ребёнок. Какого чёрта ты не провоцируешься⁈»
Я снова цыкнул, взял вилку и без какого-либо этикета как варвар начал жрать огромный стейк.
Вот на это император отреагировал — поднял строгий взгляд.
— Хорошо, что ты знаешь немецкий. Плохо, что из-за этого я понимаю, что ты просто настырный и принципиальный ребёнок, — сказал он, внимательно меня разглядывая, — Впрочем, следовало ожидать. Этим ты в отца. А этим, отец, увы не в меня.
Я нахмурился, поднимая на него глаза. Он про мою бабушку, да?
Я читал, что его жена погибла больше тридцати лет назад. И именно с этого момента он и стал таким тираничным. До этого он пусть был и с жёсткой рукой, но вполне себе обычным правителем.